Гадюка на бархате (СИ)

Гретхен и рада была бы высказывать своё мнение на советах, но понимала, что не знает Севера по-настоящему. И потому отчаянно боялась выставить себя в неудачном свете перед недоверчивыми и мрачными мужчинами, смотревшими на неё далеко не всегда с подобающим почтительным подданным трепетом.

К тому же, несмотря на множество людей, заполнявшее стены замка Фалькенбергов, Гретхен всё острее ощущала своё одиночество. Порой она даже жалела о том, что этот наглый маг Ислейв Ньял не захотел остаться с Альбрехтом. Да, Ислейв был распутным и прилипчивым, но зато он смотрел на Гретхен с неподдельным восхищением в глазах и был достаточно умён, чтобы стать приятным собеседником. А теперь ей, порой, и за целый день было не с кем перемолвиться парой искренних слов.

Мужчин слишком занимали предвоенные хлопоты, с женской же частью обитателей Соколиного Гнезда отношения у Гретхен не сложились. В глазах Фриды она видела лишь столетнюю толщу льда, хоть речи хозяйки дома и сочились липкой патокой. Гретхен так и не сумела понять эту надменную женщину, замечая, разве что, как нежность и гордость вспыхивают в глазах у той, когда речь заходит о её старшем сыне.

Но и куда более открытая Карен не сошлась с венценосной гостьей характерами. Рыжая дочь хозяев была слишком уж шумной, смелой и развязной — за исключением тех моментов, когда изображала овечку после очередного выговора своей строгой матери. Гретхен только диву давалась, глядя, как выросшая в уединённом замке девушка умудряется на каждом из пиров пообщаться с множеством кавалеров, и едва ли не каждый после этого ещё какое-то время мечтательно смотрит ей вслед.

А, кроме того, Гретхен быстро уставала от градом сыпавшихся со стороны провинциалки вопросов о столичных нарядах, танцах и празднествах. Императрица сдерживала желание сообщить Карен о том, что фасоны платьев той устарели ещё до её рождения, а пиршества в Соколином Гнезде кажутся поистине жалкими по сравнению с приёмами в эрбургском императорском дворце, но разговоров с излишне оживлённой собеседницей стала избегать.

Альбрехт же, хоть и старался оставаться для Гретхен внимательным и любящим мужем, слишком уставал от дневных забот. Приходя поздно вечером в спальню, он почти мгновенно засыпал, не замечая, как его супруга украдкой плачет в подушку.

…Сегодня тоска и страх перед будущим особенно сильно терзали Гретхен, поэтому даже Карен, привычно весёлая и беззаботная, раздражала императрицу меньше обычного — её болтовня немного отвлекала от тревожных мыслей, хотя нить разговора всё равно то и дело ускользала от Гретхен.

— И он просто истинный северянин и рыцарь, не так ли, ваше величество? — закончив свой очередной монолог на особенно бурной ноте, Карен выжидающе уставилась на Гретхен.

— Прости, милая, о ком ты?.. — рассеянно спросила та.

— О Стефане, брате вашего мужа, о ком же ещё! — сказала Карен с некоторой обидой.

Гретхен улыбнулась в ответ — Стефан и у неё вызывал симпатию. Самый младший из Кертицев всегда умел найти для своей невестки пару тёплых и ободряющих слов, да и попросту всегда держался с ней любезно, но не подобострастно. Кажется, у Стефана был настоящий дар привлекать к себе людей — даже суровые северные графы и бароны не гнушались разговоров с юношей и находили его речи вполне разумными.

— Его высочество Альбрехта за доблесть недаром прозвали Железным Барсом, — восторженно продолжала Карен. — Но я уверена, что и Стефан сумеет проявить себя на этой войне! Узурпатор должен получить по заслугам, ваше величество!

— О, я ни сколько не сомневаюсь в доблести Кертицев… и Севера, — ответ Гретхен был вежливым, но довольно сдержанным. Она подумала, что Карен удивительно близка в суждениях к тому, что говорил Кертиц-младший — тот тоже пылал праведным гневом в адрес Карла. Из Стефана и Карен могла бы получиться красивая пара, но семья Фалькенбергов не отличалась ни богатством, ни могуществом. Очень сомнительно, чтобы Альбрехт одобрил подобный брак.

***

— Я требую, чтобы гибель моей племянницы была надлежащим образом расследована! И не верю, что Эдит могла так быстро умереть от… естественных причин. Она была молода и здорова!

Мориц Вильбек поморщился — раскатистый бас барона Вейсенфельда гулко отдавался от стен кабинета, а канцлер терпеть не мог шума.

— Я соболезную вашему горю, барон. Но вам придётся принять то, что в смерти несчастной девушки не было ничьего злого умысла. Маги, осмотревшие тело, пришли именно к такому выводу.

— Ваши маги, — скрестив руки на груди, Вейсенфельд угрюмо смотрел на канцлера из-под густых светлых бровей.

— Маги, служащие империи, — Мориц ощутимо подчеркнул последнее слово. — И лучше будьте впредь осторожнее в выражениях, а то я могу подумать, что вы обвиняете меня в убийстве. Такое не сойдёт вам с рук, знаете ли.

— Значит, расследования не будет?