Гадюка на бархате (СИ)

— Они мне и не нужны, Луиза. Я отлично знаю, кто при дворе якшается с магами, у которых можно достать подобный яд. И ещё лучше — кому могла помешать бедная вейсенфельдовская девка! А уж засудить в нашей державе я смогу и святую Брианну, не сомневайся!

— Только зачем вам судить родственницу? — вздёрнув подбородок, императрица с вызовом уставилась на своего мучителя. — Терять свой шанс остаться возле трона?

— О, у трона я останусь в любом случае, даже не сомневайся, — усмехнулся Мориц. — А вот ты, милая, точно заслуживаешь хорошего урока!

— За что?! За эту потаскушку?.. Вам её жаль? Вы жгли детей заживо, а теперь вам жалко девчонку, которая пыталась отнять у меня Карла? Я не верю! Я не верю в вашу жалость!.. — Луиза истерично захохотала и пуще прежнего задёргалась в цепкой хватке Петера.

— Мне плевать на девчонку, тут ты права. Вот только убивать её сейчас было однозначно плохой идеей! И знаешь, почему?.. — Мориц вопросительно уставился на племянницу, но та только недоумённо помотала головой.

— Да потому, дорогая Луиза, что мать этой, как ты выразилась, «потаскушки» происходила из семьи Хеннебергов. Да, тех самых, которые по материнской линии в родстве с проклятыми небом Кертицами! И у которых обширные и отнюдь не безлюдные владения на северо-западе, куда и сбежал порталом этот демонов правдоискатель, барон Вейсенфельд! А теперь объясни мне, моя милая, почему я должен радоваться тому, что ты плодишь мне новых противников в грядущей войне?!

— Я н-не знала этого, — запинаясь, пробормотала Луиза. Она словно бы вернулась в детство, где не было ничего кроме ощущения полнейшего бессилия, медленно, но верно засасывающего её с головой, словно болотная топь.

— Но это тебя совершенно не оправдывает, — хмыкнул Мориц. — Давай, Ханс, твой выход, — кивнул он одному из своих подручных, изваяниями застывших у дальней стены комнаты, — проучи эту сучку, как мы договаривались.

Луиза понятия не имела, что с ней собирается делать светловолосый полноватый мужчина, чьё лицо, и без того малопривлекательное из-за маленьких запавших глазок и будто бы расплющенного носа, уродовал большой шрам на левой щеке. Но она подавилась возгласом, когда увидела в руке у дядюшкиного прислужника длинный нож.

— Вы не посмеете! — умоляюще глядя на родственника, тонко взвизгнула Луиза, когда Ханс подошёл к ней вплотную.

— А я ничего и не делаю, дорогая, — в голосе Морица слышалось предвкушение. — Смелее, Ханс, тебе же нравятся брюнетки!

Тот ничего не сказал, только криво усмехнулся в ответ, и его левая рука крепко сжала предплечье императрицы. Нож в правой быстро скользнул сверху вниз, и серебристый шёлк платья легко разошелся в стороны, обнажая грудь и живот Луизы. Она замерла, чувствуя, как холодная сталь касается кожи. Казалось, любое движение приведёт к тому, что бритвенно-острый клинок вонзится в тело.

— Достаточно, Ханс, — смакуя каждое слово, произнёс Мориц и подошёл к племяннице поближе. — Убери от неё свои грязные лапы, она всё-таки императрица.

Ханс разочарованно прицокнул языком, но безропотно отошёл в сторону, не выпуская, впрочем, из рук ножа. А Мориц, аккуратно отвёл в сторону лоскуты платья и нижней сорочки и неторопливо провёл рукой от шеи до живота племянницы.

Пальцы у дядюшки были прохладные и сухие. Луизу от его прикосновений кидало то в тошнотворный жар, то в пробирающий до костей озноб. Она молила Троих, чтобы всё это поскорее закончилось — не важно как, хоть бы её смертью от ножа одного из этих мерзких смердов или самого Морица. Интересно, он хоть раз в жизни убивал своими руками?..

— Яд, — бесстрастно сказал дядюшка, наконец-то отдёргивая руку, но Луиза не почувствовала от этого облегчения, пребывая на грани обморока. — У тебя остался яд, который ты подсыпала девчонке? Отвечай!

Луиза подняла на своего мучителя мутный взгляд тёмно-синих глаз. Она почти готова была сказать дядюшке, что яд у неё ещё есть. Его много, так много, что можно было бы отравить всех, находившихся с ней в этой комнате… вот только жаль, что при этом их смерть была бы лёгкой. Луиза с удовольствием бы посмотрела, как они жарятся на медленном огне или их режут на кусочки… но, возможно, она ещё увидит это. Она пока жива, а значит — вполне может выйти из этой схватки победительницей.

— У меня больше нет яда, нет совсем! — выдохнула она с отчаяньем, выглядевшим довольно убедительно. — Я купила его для себя, на случай неудачи с переворотом… Я не хотела, чтоб меня казнили на площади, перед чернью!.. Но потом не выдержала, когда эта стервочка стала обхаживать Карла!

Мориц помедлил с полминуты, изучающе глядя на племянницу, а потом сказал:

— Допустим, на этот раз я тебе поверю. Уж больно ты глупа, чтоб так складно врать. Но только вздумай ещё что-нибудь подобное провернуть без моего ведома!.. Живой не останешься, а если выживешь — то очень об этом пожалеешь! Поняла меня?!

— Поняла, дядюшка, — слишком уж много смирения в голос Луиза постаралась не добавлять — это бы точно показалось Морицу странным.