Гадюка на бархате (СИ)

— Я пришлю служанок, чтобы они помогли тебе… привести себя в порядок, — сказал он с брезгливостью, одновременно жестом подзывая своих людей. — А пока подумай о совершенных ошибках, — напыщенно добавил Мориц, уже оборачиваясь к двери.

Когда её мучители покинули комнату, у Луизы вырвался сдавленный всхлип, но она до крови закусила губу, сдерживая желание разрыдаться в голос. Пышные оборки из белого кружева до этого так красиво обрамлявшие её декольте, теперь показались Луизе напоминающими пену на боках загнанной лошади, и она с коротким вскриком оборвала их с платья. Подержала в руках и с силой зашвырнула в разожжённый по случаю прохладного дня камин.

Пламя за фигурной кованой решёткой объяло ажурную ткань, быстро превращая её в бесформенные чёрные комки. Луиза жадно наблюдала за этим, но перед глазами у неё вставали не обрывки дорогой материи, а лица всех тех, кто принёс ей боль и страдания. Ненавистный дядюшка, Альбрехт, так презрительно отвергший её чувства, надоедливый щенок Карл… все они, по мнению императрицы, были достойны только одного — вечного пламени Бездны.

— Горите!.. — шёпот Луизы был едва различим за потрескиванием дров в камине. — Горите в аду, а я уж постараюсь обеспечить вам это поскорее!

***

— Но почему именно Маркус Неллер, ваше величество?! И… не лучше было бы обсудить это с Генштабом, прежде чем подписывать указ?

Вильгельм Эццонен стоял, повернувшись лицом к императору, который расположился в своём кресле за рабочим столом. Поза гвардейского капитана казалась расслабленной, но на самом деле, в последнее время, он чувствовал себя в присутствии Карла совсем не так вольготно, как раньше. Друг детства Вильгельма превратился в правителя, слишком хорошо умевшего удивлять своих подданных.

— Потому что он уже успел отлично показать себя в боях против северных дикарей, пусть теперь поучит уму-разуму южных!.. И кого ты прикажешь отправлять против лерийцев — одного из этих толстомордых столичных трусов?!

— Но Неллер — сам наполовину лериец…

— А твой новый лейтенант — лутециец по матери, но это же не значит, что он шпионит на Лутецию!.. Тебе же, Вилли, пора понять, что приказы своего монарха обсуждать следует только если у тебя действительно спросили совета.

— Да, ваше величество, как скажете, — внешне безмятежно отозвался на эти слова Вильгельм, но Карл не собирался прекращать поучать своего друга:

— И вообще — лучше бы ты обратил внимание на то, как плохо справляешься со своими собственными обязанностями.

Последняя фраза Карла попала точно в цель. Вильгельм всё никак не мог успокоиться после происшествия с ташайскими жрицами — оно показало слабость гвардии, и её капитан винил в этом себя.

— Я приложу все усилия к тому, чтобы случившееся на празднике не повторилось, — негромко ответил он, чувствуя, как формально и жалко это звучит.

— Вот и приложи, Вилли!.. А то однажды ты останешься без императора и кому тогда будешь нужен, гвардеец-предатель?.. — теперь Карл говорил уже гораздо мягче, но лишь продолжил растравлять раны Вильгельма.

Он отнюдь не считал роль гвардии в перевороте почётной, а косые взгляды придворных, ужасавшихся тому, что вернейшие защитники монархии выступили против трона, лишь разжигали в душе Вилли новые сомнения. Однако, слышать слово «предатель», как собственную характеристику из уст друга, оказалось ещё хуже.

— И не забудь, что завтра ты будешь сопровождать меня к генералу Ритбергу.

А вот эта новость заставила Вильгельма изумлённо вытаращиться на довольно усмехающегося Карла.

— К Ритбергу?! Но, он же под домашним арестом и…

— И он всё равно нужен мне, чтобы разделаться с чёртовым Севером и поскорее прикончить семейку Кертицев. Так что, Вилли, я решил смирить свою монаршую гордость и лично объяснить нашему славному генералу, в чём состоит его долг перед империей. Но если старый пень продолжит упрямиться и после этого — я его попросту повешу.

…Из кабинета императора Вильгельм вышел в глубокой задумчивости — он и сам не знал, радует его или страшит бурная деятельность, развёрнутая в последние дни Карлом. Поэтому, не было ничего удивительного в том, что погружённый в собственные мысли, он едва не натолкнулся в узком коридоре на императрицу, спешившую куда-то без привычной свиты из фрейлин и служанок.

— Смиренно прошу простить меня, ваше величество, — извинился Вильгельм, слегка поддерживая под локоть оказавшуюся в почти непристойной близости от него Луизу. Его внимательный взгляд не мог не приметить того, что глаза императрицы блестят необычно ярко, а вишнёвое бархатное платье как-то неловко сидит на её фигуре, словно надетое впопыхах и даже не одёрнутое заботливыми руками горничных.

— О, ровно ничего страшного, капитан, — сладко отозвалась Луиза, опираясь на его руку чуть сильнее необходимого. — Мы все порой не замечаем тех, кто оказывается рядом с нами, не так ли?

— Так, ваше величество, — подтвердил Вильгельм, с трудом подавляя вздох, когда декольте его собеседницы — как всегда, весьма смелое — фактически упёрлось в нижнюю часть его груди.