Гадкий утёнок, или Повесть о первой любви

«Дорогая мамочка! Порадуйся за меня, я счастлива. У меня есть любимый человек. Он очень хороший, его зовут Вася. Он тракторист, он совсем не пьёт. Мамочка, мне уже восемнадцать лет, и я решила, что выйду за Васю замуж. В городе он жить не сможет, да и негде там. А здесь нам дадут большой хороший дом. Я пока живу у его сестры Лизаветы. Она очень хорошая. И мама у него хорошая, добрая такая. Ты не волнуйся, я понимаю, что институт нельзя бросать, я и не брошу. Я переведусь на заочный. Вася сказал, что он будет отпускать меня на сессии. А я здесь работать буду. Может, поварихой в столовой – у меня уже хорошо получается. Или на ферме. А что, коров доить научусь! Ты не волнуйся за меня, мамочка. Я уже взрослая. И у меня всё будет хорошо».

Шурочка поставила точку, ещё раз перечитала письмо. И пока писала, и сейчас, когда перечитывала, она не могла избавиться от ощущения, что на самом деле она не так счастлива, как убеждает в этом маму. Чувствовала она себя странно, будто у неё в голове сидело две Шурочки. Одна собиралась замуж за Васю, писала письмо маме и планировала остаться жить в деревне. Другая всё время пихалась острым локотком и нашёптывала: «Может, не надо?»

«Ну как же – не надо? – заспорила первая Шурочка. – У нас ведь случилось ЭТО. И он теперь хочет на мне жениться. И я его полюблю… обязательно…»

Шурочка вложила письмо в конверт, заклеила, написала адрес и застыла, глядя на такое знакомое, с детства родное название ташкентской улочки. Она представила мамино лицо, но оно вдруг сменилось другим женским лицом, носатым, с круглыми светло-серыми глазами в белесых ресницах, с жирными чёрными линиями на месте бровей, с яркой помадой на тонких губах и ярко-рыжими прядями на лбу. Потом в памяти всплыло мужское лицо, тоже со светло-серыми, глубоко посаженными глазами в обрамлении белёсых ресниц и тонкими губами под крупным с горбинкой носом. Вася был очень похож на свою маму, просто одно лицо.

Шурочка вдруг почувствовала волну щемящей тоски и сожаления, что всё произошло так быстро и… не совсем правильно, что ли. Когда Вася увёл её от девчонок, Шурочка рассчитывала совсем на другое. Деревня, луна, звёзды, тракторист – всё это было так красиво, так романтично. Почти как в книжках! Дальше, по сюжету он должен был встречать с ней рассвет на берегу реки (правда, реки нет поблизости. Ну пусть тогда в поле встречает!) Собирать ей букеты полевых цветов (блин, осень, отцвели уже… Ну тогда из рябиновых веток!)Они должны были полюбить друг-друга красивой любовью. Такой, какую она предвкушала, и ждала, и звала уже целый год! И только потом – ЭТО.

А получилось не так. В тот вечер Вася провел Шурочку вдоль берега пруда и вывел к трём березам. Они росли очень близко друг к другу и образовывали что-то вроде беседки. Под берёзами кто-то соорудил нечто вроде скамейки: нетолстое бревнышко, пристроенное на два кругляша. Шурочка уселась на брёвнышко, Вася примостился рядом и обнял её за плечи. Впервые в жизни её обнимал мужчина! Шурочка не возражала, но и плохо представляла, что нужно делать дальше.

– Как же тут красиво! – сказала она романтическим голосом, откинулась на Васино плечо и запрокинула голову, как бы пытаясь разглядеть звёзды сквозь шуршащую над головой листву.

– Ага, ничё так, – отозвался Вася, взял Шурочку за плечи, развернул к себе, близко-близко придвинул к ней лицо.

«Сейчас поцелует, – догадалась Шурочка. – Интересно, а куда он денет свой нос?»

Вася нос куда-то дел и впился в Шурочкины губы так, что она почувствовала привкус собственной крови. Потом, оторвавшись от её рта – Шурочка почувствовала, как распухают губы, – Вася принялся целовать шею, одной рукой сдвигая высокий ворот свитера, а второй забираясь под свитер снизу и путаясь в крае футболки.

– А ничё так сиськи у тебя, крепкие. Маленькие только, – прокомментировал он, добравшись-таки до Шурочкиной груди и пошарив по ней ладонью. Ладонь была жёсткой и шершавой. Романтика резко закончилась, и Шурочка начала отодвигаться.

– Ты чё, обиделась? – Вася заглянул ей в лицо.

Обиделась! Да она вообще перестала понимать, что происходит! А где рассветы? А букеты где? И рука эта на груди… Неприятно.

– Неловко как-то, вдруг увидят, – сказала Шурочка, окончательно освобождаясь. И словно в подтверждение кто-то невидимый в ночи заорал нетрезвым голосом частушку. Орала женщина, явно неблизко, но звуки в ночном воздухе долетали до них почти отчётливо:

«Тракториста полюбила, один раз ему дала, две недели сиськи мыла и соляркою…» – Дальше Шурочка не разобрала.

– Ладно, – согласился Вася и положил руку ей на плечо. – Пошли тогда, это, ко мне в гости. Посмотришь, как я живу. Да ты не бойся, не обижу. И мать дома, это, чаю попьем.

Анна Михайловна встретила Шурочку радушно:

– Здравствуй, деточка. Задружила с моим Васей? Вот и хорошо! Чай пить будете?

– Будем. Мать, ты, это, собирай пока на стол, – откликнулся Вася и повёл Шурочку показывать избу.