Гадкий утёнок, или Повесть о первой любви

Дом, как большинство в Гореловке, был сделан из чёрных круглых бревен. Снаружи эти дома казались хмурыми и неприветливыми. А изнутри, оказывается, был совсем обычным. Стены ровные, оклеены светлыми бумажными обоями. В Васиной комнате – в бледно-зелёную загогулину.

Шурочка присела на кровать с панцирной сеткой, огляделась. Шкаф, письменный стол, тумбочка – вот и вся обстановка. На тумбочке – книжка про Робинзона Крузо.

– Кто читает? – кивнула Шурочка в сторону книги.

– Я. В армии парень один, это, так пересказывал интересно про мужика этого. Я, это, сам захотел почитать. Чё-то трудно идёт, вон, и до середины, это, дойти не могу. Вторую неделю, это, разбираю.

«Может, тоже перечитать, – подумала Шурочка. – А то забыла уже, про что там. В шестом классе проглотила запоем. Попрошу у него потом».

– Хочешь, дембельский альбом покажу?

Не дожидаясь ответа, Вася достал из тумбочки увесистый фолиант в бархатной вишнёвой обложке и гордо водрузил его на стол:

– Во! Я за него Лёхе-художнику пятьдесят рублей отвалил!

«Больше, чем моя стипендия!» – отметила Шурочка. Раскрыла обложку, под обложкой увидела лист полупрозрачной кальки, на котором разноцветными шариковыми ручками была нарисована композиция из танков, штыков, звёзд и лавровых листьев, которые красиво обрамляли надпись: «Дембель 1984». Шурочка перелистнула страницу. Под ней красовался Вася в кителе и фуражке, скалил в улыбке крупные зубы. На плечах у Василия были какие-то дивные погоны, с них красиво свисали шнурки, зацепленные за пуговицу где-то на середине груди.

– Ой, а что это за эполеты с аксельбантами?

– Чё? – не понял Вася.

– Ну, вот такие погоны и шнурки, – объяснила Шурочка. – Разве в армии так носят?

– Не, это мы с мужиками, это, специально к дембелю-то делали.

Шурочка полистала дальше. «В казарме», «Строевая подготовка», «Солдат спит, служба идёт» – каждый раздел фотографий предварялся полупрозрачной страничкой из кальки, разрисованной цветными штрихами, которые складывались в затейливые виньетки и картинки. Эти картинки Шурочке нравились гораздо больше, чем однотипные фотографии: Вася в майке, штанах и сапогах сидит на кровати, Вася в майке, штанах и сапогах лежит на кровати. Вася в гимнастерке, штанах и сапогах стоит по стойке «смирно». Вася в комбинезоне и танкистском шлеме обнимает за плечи двоих таких же чумазых солдатиков.

– Во, вот он, Петька-то, – потыкал Вася пальцем в солдатика справа, – тот, которому хозяйство отшибло!

– Это что, самое твое большое впечатление от армии? – спросила Шурочка.

– Деточки, идите чай пить! – позвала Анна Михайловна.

Они вышли из Васиной комнатки, и Шурочка мимоходом заглянула в дверь по соседству. Судя по всему, за ней была спальня хозяйки. Здесь царствовала двуспальная кровать с железными спинками, накрытая большим розовым покрывалом с бледным рисунком, сделанным из светлых нитей. Мама называла такие покрывала «гобеленовые». В изголовье кровати красовалась пирамида из четырех подушек, накрытая сверху накидкой из тюля. На покрывале ромбом застыла салфетка, вышитая по краю красными нитками. Из-под покрывала почти до пола тянулась кайма из белой материи, тоже расшитая по краю красными нитками. Шурочка ещё успела заметить коричневый полированный трехстворчатый шкаф и зелёные занавески в красных розах. Было пёстро.

На кухне Анна Михайловна усадила их за круглый стол, накрытый клеёнкой, – тоже в крупных розах. На этот раз – в жёлтых. Клеёнка слегка скользила под пальцами, как будто была в сальном налете. В тарелке посреди стола стопкой возвышались жареные в масле лепёшки. Рядом в блюдце нежно желтели то ли густые сливки, то ли мягкое сливочное масло. Стояли вазочки с желтым и тёмным, похожим на вишнёвое, вареньем.

Анна Михайловна придвинула Шурочке чашку с чаем:

– Кушай, деточка,  лепёшечки бери, я только что сжарила. Варенье попробуй…

Она не садилась за стол, а стояла сбоку от Шурочки, нависая над столом круглым животом и мощным бюстом. Шурочка зачерпнула «вишнёвое» варенье – в ложку попали круглые темные ягоды, – попробовала. Интересный терпкий вяжущий вкус, сами ягоды твердые, без косточки.

– Что это? – спросила она.

– Это черноплодка, а вот здесь, – Анна Михайловна придвинула поближе вазочку с жёлтым вареньем, – облепиха.

Облепиху Шурочка знала, и ягода эта ей не очень нравилась. Кислая и пахнет лекарствами. А вот черноплодка – это нечто! Шурочка зачерпнула ещё варенья и отхлебнула из чашки чаю. А потом заглянула в чашку и почувствовала, как варенье из черноплодки вместе с проглоченным чаем просится обратно. Внутри чашки красовался ободок каких-то желтоватых остатков, будто сливки осели. Видно, Анна Михайловна не очень тщательно помыла её. Так, сполоснула.

Шурочка сделала несколько глубоких вдохов. Помогло. Тошнота прошла.

– Ты лепешки, лепешки поешь, деточка!

Анна Михайловна плюхнула на блюдце лепешку из стопки и поставила её перед носом у Шурочки. Тёмно-коричневый жареный бок лепешки блестел от жира.

– Вон, маслицем намажь. Свое, домашнее, в городе-то такого нету.