Гадкий утёнок, или Повесть о первой любви

«Что это было-то?» – спросила себя Шурочка и не смогла ответить.  Любовь? Она честно прислушалась к своим ощущениям. Любви там не было. Была обида, что её отбросили, как надкушенное яблоко. Облегчение, что всё закончилось, и ей не надо выходить замуж за Васю. Страх, что теперь у неё один путь – в гулящие. И подозрение, что совсем она никудышная, раз даже такой урод, как Васятка, послал её подальше.

* * *

– Шурка, ты чего опаздываешь-то? Макароны по-флотски на ужин, быстренько ставь воду и чисть лук!

Повариха Наталья уже нарезала в тазик сырой говядины и готовила электромясорубку. Мясорубка – зверь, любое мясо пережёвывала как нечего делать, поэтому Наталья не сильно морочилась – напластала куски вместе с пленками и сухожилиями.

Шурочка послушно налила воду в котел, посолила, оставила закипать.

Накидала в тазик луку и принялась снимать с крупных приплюснутых головок золотистую шелуху. Шелуха сидела плотно, последние пленки приходилось буквально соскребать, и под ножом выступали капельки сока. Лук был свежий, злой, и даже нескольких капель хватило, чтобы у Шурочки защипало в носу. Из глаз запросились слёзы, и она перестала сдерживаться – заплакала, отпуская на волю и обиду, и недоумение, и страх. Она даже повсхлипывала немножко – электромясорубка гудела, что твой пылесос, все звуки заглушала надёжно.

– Ну, – сунулась к Шурочке Наталья, – почистила? Давай, резать помогу. Эй, а ты чего зареванная такая?

– От лука! – ответила было Шурочка, но голос дрогнул и сорвался на всхлип.

– Так, подруга, что-то ты мне не нравишься. Лук ещё и резать не начинала, а уже ревмя ревёшь. С Васькой, что ли, поругалась?

– Он сказал, что я курва гулящая, и что такая ему не нужна-а-а-а! – сорвалась Шурочка на рыдания.

Жалко себя было чрезвычайно. Она! Ему! Отдала! Самое! Дорогое! Готова была жизнь ради него изменить, а он!

– Вот говнюк! – посочувствовала Наталья. – Радовался бы, что такая девка с ним дружит! Нюрка-то исхвасталась вся, что её сыночек городскую девку уговорил. «Перед моим Васенькой ни одна баба не устоит! Весь в отца!» Где он, тот отец-то! Сама, небось, не знает, кто ей Ваську заделал!

– Как это?

Наталья выступала так эмоционально, что Шурочка мигом перестала реветь. Действительно, про своего отца Вася не рассказывал. Сказал, что умер.

– Вася сказал, что отец у него умер! – повторила она Наталье.

– Может, и умер, кто его знает, – согласилась та. – У Нюрки-то муж умер, когда Лизка ещё маленькая была. Так в её койке только ленивый не валялся. Все мужики отметились, кто не побрезговал. Ей бабы деревенские даже стекла два раза в избе били! Так Ваську и нагуляла!

Рассказывая, Наталья начала резать лук на мелкие кубики. Шурочка успокоилась и тоже принялась разрезать луковицы пополам и складывать их в таз с водой. Так меньше глаза ест.

– Наташ, а ты откуда знаешь? Ты же тогда совсем маленькая была?

– Так это тебе, девка, деревня. Это не город твой. Все про всех всё знают. Ты, вон, с Васькой только задружила – а уж вся деревня знала!

– Да откуда знала-то? Мы же по улице и не гуляли почти?

– Да Нюрка, говорю же, растрепала. Потом соседка её Зинка видела, как ты ночью от Нюрки уходила. Штаны твои красные запомнила, ты ведь одна в таких ходишь, – кивнула Наталья на Шурочкин спортивный костюм.

– Слушай, Наташ, но это же ужасно! Живёте, как на сцене! Или в цирке!

Шурочка перестала орудовать ножом и вытерла рукавом слезы. На этот раз стопроцентно луковые.

– Ага! И такие фокусы показываем – умереть! Людка, вон, напилась в прошлую зарплату – две недели вся деревня пересказывает, чего вытворяла!

– Это ты про нашу заведующую?

– Ага, о ней! Они с Райкой из конторы напились и пошли домой через огороды. До тропки идти им лень, видно, было – через загородку полезли. А после дождя скользко везде, лужи. Райка-то перелезла, а Людка грохнулась. И как грохнулась-то! Мордой вниз, грудями в грязь, а нога кверху задрана, в загородке застряла ногой-то. Колготки порвала, плащ свой светлый перепачкала. Ну вот цирк!

Шурочка попыталась представить себе картину, как статная гордая завстоловой лезет через загородку: четыре жерди, закрепленные поперек коротких бревен, нижняя – на уровне колен, верхняя – на уровне груди. Картинка не складывалась.

– Лежит, не шевелится! – продолжала Наталья. – Райка испугалась, стала Людку шевелить, не повредилась ли. А та матом – не тронь, мол, видишь, женщина устала. Представляешь, это она в грязюке отдохнуть прилегла!

– И что?

– Что. Сашку, мужа её, позвал кто-то. Он Людку из забора и вытащил. Он её давай поднимать, а она – драться! И матом его в полный голос! Ну, цирк! Потешила народ артистка наша.

– Наташ, но ведь это страшно. Всё время люди тебя судят, сплетничают. Надо всегда вести себя правильно, тяжело ведь!