Галинословие

В такие минуты казалось, что я и священники родом с разных планет, что не они меня, а я их должен учить целомудрию. Стоило только углубиться в эту мысль, как тут же возникал вопрос: кто из нас с Земли, а кто пришелец? Мне хотелось быть одновременно и небожителем, и коренным жителем планеты – и духовным существом, и законным хозяином природы. Неопределённость моя происходила из незнания происхождения человечества – официальная история окончательно утратила доверие, а альтернатив ей было множество. Я же не хотел быть чьей-то моделью, я просто хотел жить в том же мире что и Галя.

Есть дети, для которых тайна деторождения настоящая трагедия. Она воспринимается с трудом, долго и мучительно отвергается, оспаривается, пока не становится одним из личных поражений в самом начале жизни. В моём детстве главным аргументом того, что дети рождаются не самым красивым способом, являлось отсутствие детей у дедушки Ленина. Подростковый отказ верить слухам разбивался козырной картой бездетности вождя пионеров – дедушка Ленин до физической близости с женщиной опуститься никак не мог, и именно поэтому при всей любви к детям остался без собственных детей. На принятие этой правды ушли месяцы, осознание мира медленно перестраивалось на новые вводные, и пусть правда вопреки своей природе оказалась не самой красивой, но мне удалось найти такому ходу вещей красивые оправдания, а обретя через много лет Христа и труды Игнатия Брянчанинова, я вновь коснулся человеческой чистоты. Так почему же священники отбирают эту чистоту у людей и отдают Богу? Бога они славословят, людей же марают почём зря. Ладно бы по заслугам, но они для профилактики и напраслину возводят. Мне ближе другая логика: светло творение – светел Творец.

В поисках Гали я терял авторитеты, и страшно мучился этим. Священники – это последние наставники, с которыми я распрощался. Не осталось никого, кому можно безоговорочно доверять, только невидимый Христос, Галя и мама.

Христу я уподоблял не себя, а саму связь с Галей. Моя связь с Галей преступна в глазах суда, а Пилатовское лукавство заключалось в том, что суд предлагал мне самому стать палачом. Раз за разом меня ставили перед выбором: или буду распят я, или же я отрекусь и распну то, чем живу. И такое положение дел не редкость – такое положение дел повсюду. По всей земле судят исключительно за любовь – за другие преступления только для прикрытия, чтобы приравнять любовь к преступлению, а отказавшихся быть палачами изолировать в исправительных колониях в среде настоящих разбойников. На миру и смерть красна, а ты попробуй любить годами, попробуй в вечности. Отрекись, отрекись, отрекись! Будут продлевать Аид, пока не отречёшься, а когда сломают, тогда с радостью и освободят. Свобода внутри, и только когда её вырвут, отпустят – всё, иди к своей Гале!

Галинословие

Женщин, которым написаны книги, единицы. Ты окажешься среди Беатриче, Елены Прекрасной, Джульетты, Галатеи, Изольды, Наташи Ростовой. Из них только ты и, возможно, Беатриче настоящие. Последняя не пускала в свою жизнь Данте, а ты пускала меня только в прихожую:

– Стойте здесь, у меня полы чистые.

– Тогда я обувь сниму.

– Нет!

– Почему?

– Потому что вы не умеете дружить. Вы мне здесь всё сломаете.

Чтобы приблизиться к тебе, мне приходится перепахивать поля Юстиции вдоль и поперёк. Статьи, параграфы, подпункты. Юстиция – твоя настоящая сестра, и ты требуешь от меня:

– Поклонитесь Богине Правосудия!

– Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи!

– Тогда просто отработайте на сестру мою Фемиду пять лет!

– У тебя есть другая сестра. У неё отработаю за тебя.

– Виктория?

– Эквитас.

– Нет! С Эквитас я не общаюсь.

Богиня Справедливости милей Фемиды, и с её стороны ко мне больше благоволения, потому что справедливость выше нарушаемого мной закона, но по твоему желанию приходится работать у Фемиды. Полтора лета уже минуло, ещё три с половиной, и ты станешь моей.

Особенно остро чувствую твоё присутствие, когда рядом оказывается красивая женщина. Появление красоты приятно, но её внимание нравится только до тех пор, пока нет посягательств на то, что занято тобой, а в момент нарушения границ я осознаю, что тобой у меня занято всё. Ты везде. Настолько свыкся с тобой, что ты – норма. Ты каждый момент живая, даже когда врёшь. Это не притворство, а необходимость и жизнь. Правда в жизни. Правда – это не логика, и жизнь – это не логика, и тебя логикой не постичь. Ты краеугольный камень в моих отношениях с другими людьми. Дети, знающие тебя по моим рассказам, любят тебя.

Декабрь 7526