Гамбит. Пешки ходят первыми

– Форман! – Уэст заметил его закатывающиеся глаза, когда Джейсон неудачно перецепил веревку и получил очередной разряд. – Не смей отключаться! – слышал Джейсон где-то вдалеке и хватался за что-то утаскивающее его вперед. – Форман! – Уэст оттолкнулся от дерева, прыгнул по радису своего троса, не выпуская того из рук, чтобы попытаться дотянуться до Формана и вытащить оголенный трос, прикипевший к коже ладони Джейсона, а того уже волокло куда-то дальше.

Уэст схватил Джейсона за руку, замкнув тем самым цепь, и, вспыхнув от замыкания, где-то вдалеке вырубился генератор, пускавший ток, но обоих мужчин продолжало тащить вперед, тросами, грозившими спустить пружину капкана.

– Джейсон! – орал Уэст, как сумасшедший. – Джейсон, открой глаза, – и Форман услышал.

Выпутываясь из мутной пелены вялого сознания, Форман разлепил веки, хватаясь за трос, когда сверху посыпались осколки крыши, и механический голос приказал:

– Держись, – и что-то черное взметнулось к звездам, а за ним лязг металла и падения чего-то тяжелого над их с Уэстом головами.

Lithium

Может ли обычное утро нового дня быть еще более отвратительным чем-то, когда ты узнаешь, что твоя мать, будучи сгорела запертой в палате психлечебницы вместе с еще полусотней человек таких же, как она «счастливчиков», выигравших в лотерею террориста-пиромана. Казалось бы, ответ, исходивший из всех логичных умозаключений и поддающийся рациональному объяснению, вполне очевиден. Он лежит прямо на поверхности и исходит из самого вопроса и прост как никогда. Он вполне четкий, конкретный, не имеющий других трактовок, если бы не одно «но».

Все дело в нашем восприятии, в откликах чувств и эмоций, которые пробуждает внутри сознания внешний импульс, и, достигнув предела прочности нашей воли, чувства рвутся наружу и не считаются ни с чем: ни с логикой, ни с объективными фактами, ни с рациональным мышлением. Мы стойко переносим смерть любимой собаки, но плачем над разбитой в тот же день кружкой. С непоколебимой волей принимаем факт своей близкой кончины от неизлечимого заболевания, а затем сходим с ума из-за развязавшегося шнурка. Почему? Ответ все тот же – из-за нашего восприятия. Наши чувства по большей части иррациональны, и когда голос разума заглушен волной нахлынувших эмоций, минус легко меняется на плюс, отрицание на согласие, а «нет» на «да». И вот теперь, задав себе этот вопрос еще раз, Миа Эванс не может произнести застрявший в горле ответ, который никоим образом не вяжется ни с одним логичным умозаключением и не укладывается и в какие рамки рационального мышления.

Дорога в ад выложена благими намерениями. Это был ее личный ад, устроенный ей самой, исходя из, казалось бы, вполне адекватного решения расширить рамки своих возможностей понимания спектра человеческих эмоций. Накануне ночью трое взрослых и физически сильных мужчин не могли унять ее и запихнуть в багажник машины Криса, с ужасом наблюдавший за происходящим на обочине Coral Avenue. Но искусав и исцарапав каждого, она все же проиграла битву, оказавшись лежащей на запасном колесе в багажнике машины, откуда ее выпустили только после звона Коннора Уэста и его честного коповского, мол, все обошлось, Мира жива, цела и невредима.

Всю дорогу до двери гостевой комнаты пентхауса она молчала, не проронив больше ни слова. Не от того, что горло драло и саднило из-за криков, еще долго звучавших в ушах пытавшихся успокоить ее людей, нет. Из-за чувства вины, что близкий человек едва не расстался с жизнью, потому что Эванс, просчитывавшая все варианты возможных, вероятных, предполагаемых, никогда не случивших событий, не увидела очевидного: Форман и Либерсон не просто знакомые и даже не друзья. Эванс прощелкала клювом их роман, потому что элементарно не смогла увидеть его, смотрев практически в упор.

Очевидно, что Хейз поменял Эванс на Уэста, стараниями Лиама удачно подвернувшегося под руку, а изначальный план предусматривал выбор Миры между другом и парнем, и к кому-то из них она должна будет броситься на шею после спасения, а второй затаит злобу и непростительную обиду. Или же Эванс и Форман должны будут перебивать друг друга на месте, если исход был бы далеко не таким счастливым. Кто оказался счастливчиком, когда выбирать пришлось между Упоротым Лисом или Крысой-Печенкой, Эванс не знала, но почему-то ставила все же на первый вариант.