Вчера ты замуж звал меня,
Но говоришь теперь,
Что я сама, да-да, сама
И постучала в дверь.
Давно она эдак?
Надеюсь, всё будет хорошо. Надо только потерпеть.[48] Но как не плакать, когда его положат в холодную землю? Мой брат должен об этом узнать. Он об этом узнает. Спасибо вам за премудрость… Пойдём, моя карета. Покойной ночи, леди. Покойной ночи, милые леди. Покойной ночи, покойной ночи.
Последуйте за нею по пятам.
Прошу вас!..[49]
Без сомненья, это яд
Её печали. Смерть её отца
Тому виной. Гертруда, о Гертруда,
Несчастья не приходят в одиночку,
Подобно нашим бдительным шпионам,
Но валят батальонами. Сначала
Убит её отец. Потом твой сын
Покинул нас… Один свирепый автор
Тасует эту грязную колоду
Из помыслов и умыслов опасных.
Мы дали маху, тайно закопав
Добрейшего Полония. Теперь
Его бедняжка-дочь разлучена
Сама с собою и со здравым смыслом,
Без коего мы лишь изображенья
Живых людей, ну а по сути — звери.
И, наконец, — ещё одна беда,
Она покруче прочих. Из Парижа
Лаэрт вернулся и не кажет носа,
Но бродит где-то рядом. Говорят,
Что он мрачнее тучи. Вкруг него
Зловредные роятся шептуны.
Боюсь, что мозг его уже отравлен
Рассказами о гибели отца.
Кто ничего и ни о чём не знает,
Сильнее прочих власти обличает.
Молва, как ядовитая змея,
Ползёт из уст в уста, из уха в ухо.
Гертруда, о Гертруда, это всё
Напоминает мне разрыв картечи…
Десятки ран, и каждая смертельна.
Что там за шум?
Куда швейцарцы делись?
Держите двери!..
Милорд, спасайтесь! Даже океан,
Когда из берегов своих выходит,
С такою скоростью не пожирает
Равнину, как Лаэрт с его толпой
Сминает вашу стражу. Эта чернь
Его провозгласила государем,
Как будто мир едва лишь народился,
И нет устоев, и забыт обычай,
И не для них написаны законы.
Они кричат «Лаэрта — в короли!»,
«Лаэрт — король!» и прочее. Их шапки,
Их языки и руки — даже выше,
Чем облака… «Мы изберём Лаэрта!»,
«Наш государь — Лаэрт!»
Какое рвенье!
Унюхали втихую ложный след
Псы датские и начали брехать.
Ату! Вы взяли сторону не ту!
Они взломали дверь.
Ну, где этот король? Вы, господа,
Останьтесь там.
Нет! Нет! Идти, так вместе.
Я умоляю вас: позвольте мне!
Как знаете…
Благодарю вас. Охраняйте дверь.
Ты, гнусь и негодяй, отца отдай!
Спокойнее, Лаэрт!
Когда в себе
Я отыщу всего одну лишь каплю
Спокойствия, пусть кровь моя объявит
Лаэрта выблядком, его отца —
Первейшим рогоносцем, и пускай
На незапятнанном челе моей
Усопшей матери — между бровей,
Вот прямо здесь! — клеймо проступит
Дешёвой шлюхи…
Ну и в чём причина,
Лаэрт, что этот твой мятеж похож
На обречённый заговор титанов?
Молчишь?.. Гертруда, дай ему пройти.
За нас не бойся. Благодать короны
Столь безгранична, что измена может
Лишь только мельком цель свою узреть,
На большее её уже не хватит.
Так чем же ты взволнован? Отпусти
Его, Гертруда. Говори, Лаэрт.
Где мой отец?
Он умер.
Но его
Убил не он!
Пусть задаёт вопросы.
Он умер?.. Да?.. А как?.. Я не позволю
Меня морочить! К чёрту долг и верность
Монарху, к чёрным дьяволам — присягу,
А совесть вместе с вашей благодатью —
В геенну огненную! И плевать
На душу! Я открыто заявляю,
Что ни во что не ставлю этот мир,
А равно и загробный. Будь что будет,
Но за отца я отомщу достойно.
И что ж тебя остановить способно?
Одна лишь только воля. Но моя,
А не вселенская. И чтоб вы знали, —
Я собираюсь действовать столь ловко,
Что даже при моих стеснённых средствах
Дела пойдут. И очень далеко.
Мой дорогой Лаэрт! Когда и впрямь
Ты хочешь знать всю правду, неужели
Я должен буду убедить себя,
Что мщение твоё повелевает
Крушить и друга, и врага?
Чего?
Я должен отомстить врагам, и только.
И вы хотите знать их имена?
Его друзьям я распахну объятья
И напою, подобно пеликану,
Своею кровью.
Вот теперь, Лаэрт,
Ты с нами говоришь как добрый сын
И добрый дворянин. Поверь, что я
Нисколько не виновен в этой смерти
И возмущён не менее тебя.
Со временем ты это осознаешь,
Поскольку это слишком очевидно.
Пускай она войдёт.
Чего там расшумелись?
О жар отмщенья! Иссуши мой мозг
И семикратно слёзы посоли,
И выжги опостылевшее зренье!
Сестрёнка, за безумие твоё
Я брошу на весы такую цену,
Что стрелка отшатнётся и зашкалит.
Бутон волшебный, добрая моя
Офелия, сестра моя невеста!..
О Небеса! Ну как вы допустили,
Чтоб этот юный и прекрасный разум
Был столь же смертен, как последний старец?
Венец природы — женская любовь,
И если женщина и впрямь прекрасна, —
Природа дарит ей свои плоды,
Одаривая самоё себя.
Несли его с лицом открытым,
Хэй, нон-нонни, хэй, нон-нони…
И слёзы капали при этом,
Хэй, нон-нонни, хэй, нон-нони…
Прощай, мой голубь!