И вы возьмёте ту, что с острым жалом.
Вот, собственно, и всё.
Отменный план.
Но чтобы он наверняка сработал,
Мы трепетное жало смажем ядом.
Его у знахарки я приобрёл
По случаю. Старуха поклялась,
Что даже зелье из целебных трав,
Какие собирают в полнолунье,
Бессильно против этого состава:
Достаточно царапины одной.
Я остриё рапиры опущу
В заветный пузырек. Одним укусом
Покончим с этим…
Да, но мы ещё
Семь раз обдумаем, обсудим, взвесим.
Мы не имеем права на ошибку,
Поскольку если это станет явным,
Тогда не стоит даже и пытаться.
Наш замысел должны мы укрепить
Другим, ему подобным. Если первый
Провалится, пусть выручит второй.
Постойте. Дайте же и мне подумать.
Нашёл!.. Когда во время поединка
Вам станет жарко, действуйте смелее,
Чтоб стало ещё жарче. И как только
Он пожелает горло промочить,
Прикажем поднести ему вина.
И ежели железная гадюка
Промажет, — бестелесную подпустим…
Едва пригубит кубок — и готов.
Что там за шум?..
Ах, это ты, Гертруда…
Одна беда другую привела.
Увы, Лаэрт, была у вас сестра,
Однако утонула.
Утонула?..
Вы помните поваленную иву,[57]
Которая полощет над ручьём
Свою листву?.. Офелия туда
Пришла в венке — в нём были маргаритки,
Яснотка да кукушкин горицвет,
И длинные мясистые цветы —
Да вы их знаете! — простолюдины
Зовут их коротко и непристойно,
А девушки — «перстами мертвецов»
И дремликом… Едва взошла на ствол,
С гирляндой из цветов чертополоха,
Завистливый сучок и подломился.
В цветах она упала в тот поток,
Плескалась, будто в нём и рождена
Русалкою, беды не сознавала,
И всё-то пела песенки свои…
Но долго это длиться не могло:
Намокло платьице, отяжелело,
И захлебнулся тот напев прозрачный
В объятьях мутной смерти.
Утонула?..
Вот то-то и оно, что утонула.
И без того тебе воды хватило.
Офелия, сестра, я не заплачу…
И всё же… как же трудно… удержаться…
Природа соблюдает свой обычай,
Чтобы стыдились мы своих деяний…
Ну, значит, надо отрыдать своё
И перестать быть бабою. Милорд,
Я вынужден уйти. На языке
Готово вспыхнуть пламя обличений,
Но слёзы эти глупые способны
Всё загасить…
Пойдём за ним, Гертруда.
Какого это стоило труда
Унять его мятежную натуру!..
Однако я боюсь, что смерть сестры
Опять разбудит в нём и гнев, и буйство.
Поэтому последуем за ним.
Сцена 4
Стоит ли хоронить по-христиански ту, что добровольно искала спасения?
Копай-копай. Следователь за тебя решил.
Это незаконно. Нужно, чтобы она утопилась при самозащите.
Да уж следователь-то лучше знает.
Самонападение — вот как это называется. Если я топлюсь намеренно — это деяние. А у деяния три составляющих — действовать, делать и совершать. Следовательно, утопилась она злонамеренно… Ты заступом-то — полегче…
Эх, господин заступник закона…
Нет, дай сказать. Вот вода. А вот стоит человек. Ну, ладно. Если человек идёт к воде и топится, значит, он сам идёт. Но если не он к воде, а вода к нему, значит, он не утопился, но вовсе даже утоплен.[58] Поэтому, кто не виноват в своей смерти, тот не сокращал и своей жизни.
Это где же такой закон записан?
А вот там и записан, где следствие ведётся по закону.
Хочешь правду? Не будь она дворянкой, не хоронили бы её как христианку.
Что верно, то верно. Знатным всё можно. Даже топиться и вешаться. А у нас, хоть мы тоже христиане, такого права нет. Дай-ка твой заступ. Нет дворян древнее, чем копатели да могильщики. Только они продолжают профессию Адама.
Ты чего, Адам не дворянин.
Он был первым, кто завёл себе герб.
Да кто тебе сказал эту глупость?
Ну ты прямо язычник. В Писании сказано, что Адам землю обрабатывал. А чем? Руками. А какими? А какие у дворян — загербущие. Куда ж ему без герба?.. Я вот тебя про другое спрошу…
Валяй…
Кто строит крепче каменщика, корабельщика и плотника?
Тот, кто виселицы строит. Она всех своих жильцов переживёт.
А ты шутник. Виселица тут хорошо подходит. А почему? А потому, что она подходит каждому, кто дурно поступает. И тебе тоже, раз ты считаешь, что виселица крепче церкви. Ну, давай, ещё попытайся…
Кто, значит, строит крепче плотника, каменщика и корабельщика?
Ну да, ответь и малость передохни с непривычки.
А вот возьму и отвечу!
Ну?
Вот привязался… Ну, не знаю.
Дурень, мозги свернёшь. А когда другой раз спросят, отвечай: могильщик. Дома, которые он строит, достоят до Страшного суда. Ладно, сгоняй к Иогену, принеси от него кувшинчик.
На юных днях весны моей
Считал я, что всего милей
Огонь в крови — ей-ей!
Огонь в крови — ей-ей!
Какое бесчувствие. Копает могилу — и поёт.