Бедняга Йорик! Я знал его, Горацио. Он был сочинитель, фантазёр и большой шутник. Тысячу раз гарцевал я на его плечах. А теперь меня мутит от одного только взгляда… Он целовал меня. Вот тут были губы… Где твои шутки, твои песенки и выходки? Где твой смех, в один миг заражавший всех, кто собрался за трапезой? Ты что же, ни одной не припас, чтобы самому посмеяться над собственным оскалом? Чего-то ты совсем приуныл. Так ступай в будуар знатной дамы и скажи, что ей не поможет её краска, пусть и толщиною в дюйм. Всё равно станет такой, как ты. Ступай, эта шутка ей понравится… Горацио, скажи мне одну вещь…
Что вам сказать, милорд?
Великий Александр в земле стал таким же?
Один в один.
И от него так же пахло? Бр-р!..
Именно так, милорд.
Сколь низкая участь нам уготована! А ведь очень даже можно проследить за всеми превращениями Александра, и окажется, что он — в бочке затычка.
Да нет же, сэр… Рассматривать дело с этой точки зрения — значит перегружать его вымыслом и ненужными подробностями.
Ничуть! Следуй вероятности: великий полководец умер, его похоронили, он стал прахом, прах — это земля да глина, из глины сделали обмазку, а часть пошла на затычку пивной бочки.
Судьба не пощадила исполина:
При жизни — Цезарь, а по смерти — глина.
И чтоб спастись от сквозняков и стужи,
Жилище им обмазали снаружи.
Но — тс-с!.. Сюда пожаловал король…
Ого!.. И двор, и даже королева…
Кого это они хотят зарыть
По усечённому обряду?..[59] А?..
Никак сановного самоубийцу?
Давай-ка спрячемся да поглядим!
Ещё обряды будут?
Его зовут Лаэрт. Весьма учтивый
И благородный юноша…
Ещё
Обряды будут?
Всё, что позволяет
Устав церковный, мы произвели.
Но эта смерть сомнительна. И если б
Не указанье свыше — то, что строже,
Чем даже и церковные каноны! —
Лежать бы ей в земле неосвящённой
До Страшного Суда. Взамен молитв
Покойную — ну точно б! — забросали
Каменьями да битою посудой…
А так — чего ж ещё? — нам разрешили,
Ну как при отпевании девицы,
Гирляндами украсить Божий храм,
Позволили цветы бросать в могилу
И колокольный звон не отменили!
Ещё обряды будут?
Сожалею.
Мы только б осквернили панихиду,
Пропев заупокойные молитвы
И реквием, поскольку здесь нельзя
Просить упокоенья со святыми,
Как просим мы за всех, почивших с миром.
Таков порядок.
Опустите гроб.
Не далее, чем будущей весною,
Вот здесь, где мы стоим, взойдут фиалки —
Земной залог невинности её.
И помни, подлый поп, моя сестра
На небе станет ангелом, а ты,
Ты будешь выть в пучине ада!..
Как…
Офелия…
Сладчайшее — сладчайшей.
Прощай, я так тебя хотела видеть
Женою Гамлета… Я так мечтала
Их ложе брачное убрать цветами!
Ну что же… Уберу хотя б могилку…
Тройное горе… Тридцать бед треклятых
Пускай падут на голову того,
Чьё злодеянье разум твой украло!
Нет, стойте!.. Я ещё не приказал
Заваливать её землёй. Сестра,
Обнимемся ещё раз!..
Вот теперь
Землёй засыпьте и живых, и мёртвых,
Чтоб вся эта низина вознеслась
До неба, да и превзошла собою
И Пелион, и синюю вершину
Олимпа!
Ну и чьё же это горе
Столь громогласно?.. Дайте посмотреть,
Чья несравненная печаль способна
Не только зачаровывать зевак,
Но даже и блуждающие звёзды?
Поджав хвосты, они застыли в небе…
Я здесь. Я — Гамлет Датский.
Пусть
Тобой займётся дьявол!
Ты других
Молитв не знаешь? Отпусти… мне… горло…
Добром прошу… Я не гневлив, хотя
Советую меня остерегаться…
Прочь руки!
Разнимите их!
Мой Гамлет!
Хо, господа!
Милорд, остановитесь!
За это я готов сражаться с ним,
Пока мои глаза ещё моргают.
За что «за это»?
Я её любил,
Так сильно, что и сорок тысяч братьев,
Таких, как ты, в одно соединив
Свою любовь, с моею не сравнятся.
Так ты готов?
Лаэрт, он — сумасшедший.
О, пощадите сына моего!
Ну, покажи нам, что ещё умеешь?
Рыдать? Сражаться? Может быть, поститься?
Терзать физиономию? Пить уксус,
Сушёным заедая крокодилом?
Я это всё проделаю не хуже.
Ты для чего явился? Чтобы выть?
Чтоб вызов бросить или чтоб запрыгнуть
В её могилу? Я могу и это.
Пусть нас с тобою заживо зароют,
И если надо горы городить,
Мильоны акров я поставлю дыбом,
Покуда наш курган свою макушку
Не опалит о пламенную сферу,
И рядом с ним заоблачная Осса
Не будет выглядеть обыкновенным
Прыщом… А если ты пришёл болтать,
Так ведь и у меня язык подвешен.
Такой же бред, как в комнате моей.[60]