А этот продолжает: Аятолаю, мол, никто не указ, он делает что хочет, а если тебе это не нравица, поцелуй меня в зад.
— Я, между прочим, полковник морской пехоты и зады целовать не обучен.
Тут Аятолай хлопает себя по ляшкам и разрожаеца гоготом.
— Неплохо, полковник, очень даже неплохо. Надеюсь, мы с вами столкуемся.
Тогда полковник Норт кой-как приступил к обьеснению своей миссии.
— Видите ли, — говорит, — ваши люди в Ливане захватили группу наших людей в качестве заложников, чем поставили в затруднительное положение президента Соединенных Штатов.
— Есть такое дело, — подтверждает Аятолай. — Так вы слетайте в Ливан да вызволите своих.
— Это не так-то просто, — отвечает полковник.
Аятолай только хмыкнул:
— Неужели? Ну-ка, поподробнее. К вашему сведенью, в деле взятия заложников я кое-что смыслю. Припомните, что случилось, когда сюда прилетел ваш скудоумный президент и стал собачица по поводу нашего захвата заложников. Как же его фамилия?..
— Замнем, у нас теперь другой, — говорит полковник.
— Я в курсе! — Аятолай снова гогочет, по ляшкам себя хлопает.
— Шутки в сторону, — говорит полковник, — давайте ближе к делу. Вы же знаете: время — деньги.
— Для верховного правителя Ирана время — ничто, — отвечает он, взмывая руки ладонями к верху, и тут один тела хранитель в мешковатом подгузнике и с саблей на боку дважды бьет в огроменный гонг, прямо как миссис Хоупвелл из «Коки-колы» у себя в массажном зале. — И кстате, о времени, — продолжает Аятолай, — сейчас у нас обеденное время. Вы, уважаемые, чем-нибудь подкрепились?
— Нет, сэр, — вякнул я, но полковник с отвращением покосился в мою сторону.
— Что ж, — восклицает Аятолай, — будем пировать!
При этих словах в зал вбежала сотенная «А»-рабская толпа, неся блюда и подносы разного дерьма — я в жизни такой нелепой жратвы не видал. Горы колбасок, завернутых в капусные листья, и, вроде, какие-то окорока с олифками, и тут же фрукты, и, кажись, творог, и незнамо что. Поставили все это к нашим ногам, на большой персицкий ковер, сами оцтупили на зад и руки на груди сложили.
— Ну, мистер Гамп, — спрашивает Аятолай, — чего отведаете?
— Может, будьтеброд с ветчиной? — решился я.
— Отец наш небесный! — вскричал Аятолай. — Не произносите здесь таких слов! Наш народ вот уже три тысячелетия не употребляет в пищу поганой ветчины! — Руками машет, посмурнел хуже прежнего.
Полковник Норт не по децки на меня разозлился, а я краем глаза вижу, как оба тела хранителя в мешковатых подгузниках по тихому вынимают из ножен сабли. Собразил я, что ляпнул не то, и говорю:
— Ну, давайте тогда, что ли, олифки — штучек несколько.
Один «А»-раб накладывает мне на тарелку олифки, а у меня такая мысль: может, оно и к лутшему — на ферме я свинины наелся на всю оставшую жизнь.
Короче, наложив полковнику какой-то жратвы, есть он стал прямо руками, да еще ахает и причмокивает: какая, дескать, вкустнота, а я олифки взял и разом в рот отправил. Аятолай тем временем откуда-то достал вилку и обедает как человек, причем еще брови подымает — удевляеца на нас с полковником. Когда мы поели, «А»-рабские прислужники забрали у нас тарелки, и полковник снова попытался преступить к делу.
— Поймите, — говорит, — у нас в распоряжении достаточно ракет, чтобы уничтожить половину христианского мира. Если желаете, чтобы мы с вами поделились, то пообещайте, что заставите этих ливанских дуроломов отпустить наших парней. Договорились?
— Верховный правитель Ирана не договаривается с Большим Шайтаном, — говорит Аятолай.
— Неужели? — удевляеца полковник. — А что ж вы тогда собственные ракеты не производите?
— Нам не до сук, — заевляет Аятолай. — Все наше время занято молитвами.
— Ах да, — спохватился полковник. — Тогда почему бы вам не вымолить себе пару-тройку ракет?
Аятолай только мрачнеет, а до меня дошло, что полковник «тактично и дипломатично» загнал нас в угол. И решил я разредить обстановку не большой шуткой юмора.
— Извините, пожалуста, господин Аятолай, — начинаю, — вы знаете анегдот про пьяного водителя, которого тормознули на улице с одно-сторонним движением?
— Нет.
— Так вот, полицейский возмущаеца: «Разве вы не видели эти стрелки?» А пьяный ему: «Стрелы? Я даже индейцев не видел».
— Прикуси язык, Гамп… — зашипел полковник, — и тут Аятолай как заржот, руками себя по ляшкам хлопает, ногами топочет.
— Да, Гамп, у вас отменное чуство юмора! Пойдемте-ка, прогуляемся вдвоем по моему саду, а?
Ну, мы и пошли. С порога я обернулся и вижу: полковник Норт прирос к месту, и челюсть у него отвисла ниже подбородка.
— Знаете, мистер Гамп, — начал Аятолай, когда мы вышли на воздух, — не нравица мне этот ваш полковник Норт. Дипломатия у него слишком скользкая; не иначе как он вознамерился обвести меня вокруг пальца.
— Да нет, — говорю, — я бы так не сказал. Мне наоборот кажеца, что человек он правдивый.
— Так или иначе, мне некода выслушивать его бубнеж. Сейчас опять близица время намаза. Скажите, что вы думаете относительно его предложения о поставках оружия в обмен на заложников?