Гамп и компания

— Послушай, я знаю, что сел в лужу и сейчас мною наврядлий можно гордица. Но я старался.

— В каком смысле старался?

— Старался не сесть в лужу.

Он все также смотрит на столешницу и примерно через минуту говорит:

— Я сегодня в зоопарк ходил — Ванду проведать.

— Как она пожевает?

— Два часа ее разыскивал. Мне показалось, она мерзнет. Я попробовал ей куртку свою просунуть, но пришел какой-то громила-сторож и на меня наорал.

— Но руки распускать, надеюсь, не посмел?

— Не, я ему сказал, что это моя свинка, а он как-то так ответил: «Ну-ну, тут до тебя еще один придурок ошивался — то же самое мне втирал». Потом развернулся и ушел.

— А в школе как дела?

— Вроде, нормально. Только парни мне проходу не дают из-за того, что тебя посадили.

— Не бери в голову. Ты же не виноват.

— Ну, не знаю… Надо было почаще напоминать, чтобы ты проверял клапаны и датчики, — тогда, может, свиноферма и не взлетела бы на воздух.

— Сделанного не воротишь, — говорю ему. — Лично я так мыслю: чему быть, того не миновать. — Пожалуй, только таким манером я и мог обставица.

— На Рождество какие планы?

— Думаю, тут нехилый празник нам устроют, — солгал я, — Сантаклаус придет с подарками, индейку жаренную подадут, все дела. Ты же знаешь, как в тюрьмах заведено: главное — сидельцам хорошие условия создать. А сам что делать собираешься?

— Дождусь автобуса и домой поеду. Все интересные места я, кажись, обошел. Когда вернулся из зоопарка, погулял у Белого дома, поднялся на Капитолийский холм, потом спустился к мемориалу Линкольна.

— И как тебе?

— Да чудно как-то: снег повалил, все туманом заволокло и… и…

Он тряхнул головой, и по голосу я понял, что его душат слезы.

— И — что?

— Я очень сильно по маме скучаю, больше ничего…

— Твоя мама… она… Ты ее видел?

— Не совсем.

— Но как бы, якобо?

— Ага, вроде того. Не дольше минуты. Но она мне привиделась, я же знаю. Не такой же я дурак, чтобы в чудеса верить.

— Она тебе что-нибудь сказала?

— Ну да, велела тебя отыскать. Потому как ты мне единственная родная душа, не считая бабушки, и сейчас тебя нужно поддерживать.

— Прямо так и сказала?

— Слушай, мне всего лишь привиделось. Это же не взаправду.

— Как знать, — говорю. — У тебя когда автобус?

— Через час примерно. Пожалуй, мне пора.

— Ну, давай, счастливого пути. Жаль, что тебе пришлось для встречи со мной сюда ехать, но я, может стаца, скоро выйду.

— Правда? Тебя отпустят?

— Вероятно. Сюда один субъект ходит, благотворительностью занимаеца. Проповедник. Якобо хочет нас реобилетировать. Так вот: он планирует через пару месецев меня включить в «федеральную программу привлечения к общественно-полезному труду» или как-то так. Если не врет, у него в Каролине огроменный парк атракцыонов с религиозным уклоном, и там требуюца люди вроде меня — ему в помощь.

— А как его хотя бы зовут?

— Преподобный Джим Баккер.

Так вот и стал я работать у преподобного Джима Баккера.

Ему дествительно принадлежала територия под названием «Святая Земля» — самый большой тимотический парк из всех, что мне извесны. У преподобного и жена была, Тэмми-Фей, эдакий пупсик, щечки нарумянены, ресницы длинные, как у стрекозы крылья. Состояла при нем и дамочка помоложе, Джессика Хан, которую преподобный Баккер именовал своей референдкой.

— Сам посуди, Гамп, — говаривал преподобный Баккер, — если этот остолоп Уолт Дисней справляется с таким хозяйством, то я уж точно преуспею. У меня созрел грандиознейший план. К нам, черт побери, потянутся фанаты Библии со всего мира! Тысяч по пятьдесят в день, а то и больше! На такой площади найдется место для каждого библейского сюжета, для каждой притчи! Будем брать по двадцатке с носа и зашибать миллиарды!

В этом преподобный Баккер оказался прав.

Придумав более пятидесьти атракцыонов и зрелищ, он не собирался останавливаца на достигнутом. Посетители входили на територию через такую, типо, рощу, где поджидал чувак, переодетый в Мойсея: подпустив их поближе, он наступал на потайную кнопку, которая открывала газовый вентиль, и в воздух метров на шесть взмывал огненный столп: чем не «Мойсей и Неопалимая Купина»! От этой вспышки посетители все как один с визгом отскакивали на зад, ахали, охали — короче, шугались до смерти!

Еще там текла речужка, где завернутый в полотенце младенец Мойсей плавал в пласмасовой корзинке — «Мойсей в камышах»!

Можно там было увидеть и «Разделение Красного моря»: преподобный Баккер придумал, как с двух сторон по чудестному мановению спускать из пруда воду, чтоб посетители, на подобие израильтян, могли идти по дну, причем, благополучно пройдя по морю как посоху, за ними в погоню с того берега пускались расконвоированные зеки в костюмах воинов Фанфарона, но стоило этим головорезам ступить на дно, как вода помпами нагнеталась обратно в пруд и якобо топила фанфароново войско.

Чего только там не было.