Гамп и компания

И «Йосев в разноцветном плаще», и вся «История Иова», который за свою жизнь настрадался так, как я не знаю кто. Когда первая група оказывалась на дальнем берегу Красного моря, вторая група, подойдя к пруду, смотрела, как Иисус превращает хлебы в рыбы. Преподобный — вот что значит рочительный хозяин — запустил в пруд рыб, чтобы те трескали хлеб, а набрав вес, скармливал их туристам в ресторанном повельёне по пятнацати долларов за порцайку!

Также в парке можно было увидеть «Даниила в львином рву» и «Иону во чреве кита». По понедельникам в «Святой Земле» был выходной, и преподобный за мзду в пядесят баксов отпускал льва с укоротителем в местный бар, где те принимали ставки, предлагая желающим побороца без правил с царем зверей.

Кит был здоровенный, с моторчиком, и все шло как по маслу, пока преподобный не допер, что Иона держит за гландой кита запас спиртного. Как только кит в очередной раз заглатывал Иону, тот бежал на зад, чтобы присосаца к бутылке. К концу дня Иона нажирался в хлам и совсем потерял страх: взял манеру, не дожидаясь, пока кит сомкнет челюсти, показывать публике фак. Преподобный вынужден был прикрыть эту лавочку, посколько некторые мамаши стали жаловаца, что их детишки в ответ тоже показывают фак.

Но самым эфектным зрелищем оказалось «Вознесение Господне»; для него требовалось устройство, которое преподобный называл подвеской. В дествительности это была, типо, тарзанка наоборот. Окробат в костюме Иисуса взмывал в верх и на высоте метров пятнацати ищезал в облаке искуственного тумана. Выглядело довольно убедительно. Желающие могли за десятку с носа повторить этот трюк.

— Гамп, — сказал мне как-то преподобный, — я задумал ввести тебя в новый аттракцион. Называться он будет «Бой Давида с Голиафом»!

Тут даже не нужна ума палата, чтобы собразить, какая роль отводица мне.

Я думал, это легкотня, но, конечно, ошибался.

Для начала обредили меня в леопардовые шкуры, выдали щит и копье, приклеили густую черную бородищу. Проинкрустировали, чтоб я рычал, ревел и вобще выдрючивался по полной. И когда я достигну апофигея, появица завернутый в пеленки исполнитель роли Давида, который станет обстреливать меня камнями из прыщи.

На роль Давида взяли моего сокамерника Хинкли. Чтобы пролезть в программу реобилетации, он на каждом углу обьевлял себя психбольным и что ему вредно сидеть в заперти. В свободное от прыщи время он строчил письма Джоди Фостер, которую называл «подруженция по перепиське».

И все бы ничего, да только фигачил он в меня настоящими каменюками — и частенько попадал. Ну, доложу я вам, боль ацкая! Мы показывали свой номер раз пять на дню или шесть даже, и десятка два камней всегда досягали своей цели. Хинкли из-под тишка злорацтвовал, но недели через две я все же пожаловался преподобному Баккеру, что это нечесно: мне достаюца только синяки и шишки, да еще этот мелкий дебил мне два зуба выбил, а у меня даже нету возможности с ним поквитаца.

Однако преподобный не узрел в этом ничего особенного: дескать, мы разыгрываем сюжет строго по тексту, а переиначивать библейский текст не позволительно. Будь моя воля, я б, конечно, этого так не оставил, но спорить не стал, потому как у преподобного было железное правило: не нравица — вали обратно в тюрягу. Очень недоставало мне малыша Форреста, да и Дженни тоже, и вобще, чуство было такое, что никому я не нужен.

Короче, настал день, когда терпенье мое лопнуло. В «Святой Земле» был буквально аншлак: народ ломился толпами. Когда у моей площадки собралось несколько груп, я зарычал и со свирепым видом начал грозить Давиду копьем. Он натянул прыщу и давай в меня пулять. Угодив, черт его раздери, прямо мне в руку, я выронил щит. Нагнулся, чтоб подобрать, так этот гаденыш спецом выпустил следущий камень мне в егодицу. Это уже полный беспредел! Тут кто хочешь дойдет до ручки!

Ринулся я на Давида, стоявшего с дебильной ухмылкой, схватил его сзади за пеленки, крутанул разочков несколько и отпустил в свободный полет над рощей. Приводнился он акурат посреди пруда, где был в разгаре номер с хлебами и рыбами.

В полете Давид умудрился повредить главное реле, отчего включились насосы и Красное море начало раступаца. Сработал газовый клапан, и Неопалимая Купина опалила стоявшего по близости Мойсея. Механический кит выбросился на сушу, бешенно грохоча и двигая челюстями. В толпе началась сумятитца: тетки визжат, дети ревут, мужики разбегаюца. У Даниила во рву встревожился лев: разорвал цепь и заметался по парку. И тут поевляюсь я, отчего всеобщее сметение только нарастает. Исполнитель роли Иисуса попивает себе шипучку в ожиданье своего выхода, и вдруг тарзанка срывает его с места и забрасывает в небо. А он не пристегнут, без страховочного троса, без ничего — рухнул прямо на рыбный ресторан и плюхнулся в котел с раззогретым жиром.