Так мы с Форрестом-младшим и поступили. Поужинали, десерт взяли, потом добавку, но посетителей почти не прибывало. Малыш Форрест явно маялся, но я подумал, что это мой последний шанс хоть чем-нибудь поразить его в Нью-Йорке, и когда он уже весь извертелся, распахиваеца дверь и входит — вы не поверите — Элизабет Тейлор.
И следом за ней в ресторан повалил народ. Брюс Уиллис, Дональд Трамп, Шер-киноартистка. Разумееца, и Джордж Плимптон тут как тут, со своим другом, неким мистером Спинелли, и писатель Уильям Стайрон. Вуди Аллен прибыл с целой свитой, как, между протчим, и писатели Курт Воннегут, и Норман Мейлер, и Роберт Ладлем. Публика шикарная, одета с иголочки, некторые в мехах. Про многих посетителей я читал в газетах и, как мог, пытался втолковать Форресту-младшему, кто они такие.
К сожалению, у каждого из них были свои планы на этот вечер: все поцсаживались не к нам, а к своей тусовке. Через некторое время подходит к нам Элейн, садица — как видно, хочет скрасть наше одиночество.
— Нынче, — говорит, — к нам на огонек холостяки потянулись.
— Вижу, — говорю, — но раз нам не дозволено с ними побеседовать, может, вы своими словами раскажете, о чем они толкуют, просто чтобы малыш Форрест прецтавлял, о чем говорят знаменитости.
— О чем говорят? — переспросила Элейн. — Ну, кинозвезды, разумееца, о себе, любимых.
— А писатели? — интересуюсь я.
— Писатели? — Она призадумалась. — Хм. У них темы обычные: бейсбол, деньги, телки.
Тут дверь открываеца, входит какой-то субъект, и Элейн делает ему знак присоединица к нам.
— Мистер Гамп, — говорит она, — познакомьтесь: Том Хэнкс.
— Очень приятно, — говорю и в свой черед прецтавляю его Форресту-младшему.
— А я вас видел, — сообщает малыш Форрест. — По телику.
— Вы, — спрашиваю, — артист?
— Естественно, — отвечает Том Хэнкс. — А вы?
Изложил я ему коротенечко про свою пеструю карьеру, он выслушал и говорит:
— Знаете, мистер Гамп, вы уникальный экземпляр. Ваша биография так и просится на экран — кто-нибудь должен ею заняться.
— Это наврядлий, — отвечаю, — такие глупости никому не интерестны.
— Напрасно вы так думаете, — говорит Том Хэнкс. — «Жизнь — как коробка шоколадных конфет». Кстати, у меня с собой как раз есть коробочка шоколадных конфет… Не желаете приобрести поштучно?
— Да нет, я шоколад не очень… но все равно спасибо.
Том Хэнкс как-то странно на меня косица.
— Н-да, — говорит, — не устаю повторять: «каждого молодца видно с лица». — И с этими словами пересаживаеца за другой столик.
Наутро в офисе у Айвена Бозоски меня ждала перетурбация.
— О боже! О боже! — притчитает мисс Хаджинс. — Мистера Бозоски арестовали!
— Кто посмел? — спрашиваю.
— Полицейские, — срываеца она. — Кто же еще? Он в тюрьме!
— За что?
— За инсайдерский трейдинг! — завывает мисс Хаджинс. — Его обвинили в инсайдерском трейдинге!
— Но группу инсайдерского трейдинга, — указываю ей, — возглавляю я. Почему же не тронули меня — президента?
— А мы как раз по твою душу, любезный.
С порога подал голос здоровенный, хамоватый следак. У него за спиной топчуца два копа в форме.
— Не дергайся, а то мы тебя огорчим.
Я подчинился; а эту хрень он мог бы и не добавлять.
В итоге я снова оказался за решеткой. Понятно, что такая лафа не могла длица вечно, однако я не ожидал, что пойдет такая волна. Задержали не только Айвена Бозоски, но и Майка Маллигена и других учасников цепочки. Мисс Хаджинс, как «важной свидетельнице», запретили выезжать из города. Мне разрешили сделать один телефонный звонок, я позвонил в «Хелмсли» малышу Форресту и предупредил, что к ужину домой не успеваю. Язык не повернулся сказать, что папа снова в заключение.
Короче, Айвен оказался в соседней камере и, к моему удевлению, не падал духом.
— Ну, Гамп, — говорит он мне, — думаю, пришло время тебе изобразить дрессированного медведя.
— Я готов, — отвечаю. — А это как?
— Да точно так же, как в деле полковника Норта: ври напропалую, все отрицай, бери вину на себя.
— А за кого впрягаца?
— За меня, балда! Ты как думаешь, почему я тебя назначил президентом группы инсайдерского трейдинга? За твои мозги, за красивые глаза? Нет, я тебя как раз для такого случая держал: чтобы ты принял удар на себя.
— Эх, — говорю, — как же я раньше не собразил, что здесь все так запущено.
Несколько дней меня допрашивали человек сто — и копы, и адвокаты, и дознаватели из разных финансовых учереждений. Но я молчал, как рыба об лед. Держал рот на замке, что доводило их до белого колена, да только что они могли поделать? Их была такая кодла, что я уже запутался, кто за нас с мистером Бозоски и Майком Миллигеном, а кто против. Да какая разница? Я спокоен был, как удафф.
В один прекрастный день слышу от надзирателя, что ко мне пришли. Ведут меня в посетительскую, где уже находица — кто бы сомневался? — малыш Форрест.
— Как ты узнал? — спрашиваю.
— А как я мог не узнать? Все газеты и все каналы об этом трубят: самый громкий скандал после Типот-Доума, бла-бла-бла.
— После кого?
— Не важно, — говорит он. — Короче, я тут познакомился наконец-то с миссис Хелмсли — с этой, по твоим словам, милейшей женщиной.