Гарики на все времена (Том 1)

276

Когда усилия науки

прольют везде елей и мед,
по любопытству и со скуки
все это кто-нибудь взорвет

277

Служа истории внимательно,

меняет время цену слова;
сейчас эпоха, где романтика
звучит как дудка крысолова.

278

Весомы и сильны среда и случай,

но главное — таинственные гены,
и как образованием ни мучай,
от бочек не родятся Диогены.

279

Бывают лица — сердце тает,

настолько форма их чиста,
и только сверху не хватает
от фиги нежного листа.

280

Душой своей, отзывчивой и чистой,

других мы одобряем не вполне;
весьма несимпатична в эгоистах
к себе любовь сильнее, чем ко мне.

281

Когда сидишь в собраньях шумных,

язык пылает и горит;
но люди делятся на умных
и тех, кто много говорит.

282

Всегда сильней и выше песенник,

и легче жить ему на свете,
в ком веселей и ярче висельник,
всегда таящийся в поэте.

283

Воспев зачатье и агонию

и путь меж ними в мироздании,
поэт рожден прозреть гармонию
в любом и всяком прозябании.

284

В стихах моих не музыка живет,

а шутка, запеченная в банальности,
ложащаяся грелкой на живот,
болящий несварением реальности.

285

Нельзя не злясь остаться прежним

урчаще булькающим брюхом,
когда соседствуешь с мятежным
смятенно мечущимся духом.

286

Жрец величав и строг. Он ключ

от тайн, творящихся на свете.
А шут — раскрыт и прост. Как луч,
животворящий тайны эти.

287

Владыка наш — традиция. А в ней

свои благословенья и препоны;
неписаные правила сильней,
чем самые свирепые законы.

288

Несмотря на раздор между нами,

невзирая, что столько нас разных,
в обезьянах срослись мы корнями,
но не все — в человекообразных.

289

Бесцветен, благонравен и безлик,

я спрятан в скорлупу своей типичности;
безликость есть отсутствие улик
опасного наличия в нас личности.

290

Наука наукой, но есть и приметы;

я твердо приметил сызмальства,
что в годы надежды плодятся поэты,
а в пору гниенья — начальство.

291

Я повзрослел, когда открыл,

что можно плакать или злиться,
но всюду тьма то харь, то рыл,
а непохожих бьют по лицам.

292

Жизнь не обходится без сук,

в ней суки с нами пополам,
и если б их не стало вдруг,
пришлось бы ссучиваться нам.

293

Слишком умных жизнь сама

чешет с двух боков:
горе им и от ума,
и от мудаков.

294

Талант и слеп, и слишком тонок,

чтоб жизнь осилить самому,
и хам, стяжатель и подонок
всегда сопутствуют ему.

295

Когда густеют грязь и мрак

и всюду крик: «Лови!»,
товарищ мой, не будь дурак,
но смело им слыви.

296

В эпоху страхов, сыска, рвения —

храни надменность безмятежности;
веревки самосохранения
нам трут и душу, и промежности.