— Дошло? — прошептал он. — Этим именем я пользовался ещё в «Хогварце» — разумеется, его знали только самые близкие друзья. Думаешь, я бы согласился вечно довольствоваться мугловым именем моего отвратительного папаши? Я, кто с материнской стороны унаследовал кровь самого Салазара Слизерина? Чтобы я сохранил имя убогого, грязного мугла, который бросил меня ещё до моего рождения, оттого лишь, что жена его оказалась ведьмой? Нет, Гарри, я создал себе новое имя и знал, что в один прекрасный день его побоятся даже произносить другие колдуны, а сам я стану величайшим магом всего мира!
В мозгу у Гарри произошёл сбой. Он безмолвно глядел на Реддля, мальчика-сироту, который вырос и убил родителей Гарри, а также многих-многих других людей… Наконец он заставил себя заговорить.
— Нет. Ты — нет, — с ненавистью тихо сказал он.
— Что нет? — рявкнул Реддль.
— Ты — не величайший маг всего мира, — объяснил Гарри, учащённо дыша. — Жаль тебя разочаровывать и всё такое, но величайший маг всего мира — Альбус Думбльдор. Все так говорят. Ты не пытался захватить «Хогварц», даже когда был полон сил. Думбльдор видел тебя насквозь, когда ты здесь учился; и ты боишься его сейчас, где бы ни прятался…
Улыбка исчезла с губ Реддля, лицо весьма неприятно исказилось.
— Думбльдора выгнали из замка при одном лишь
— Не так уж его и выгнали! — парировал Гарри. Он говорил наобум, пытаясь напугать Реддля, скорее желая, чем веря, что говорит правду…
Реддль открыл было рот, но замер.
Откуда-то полилась музыка. Реддль круто обернулся и вперил взор в пустоту Комнаты. Музыка становилась громче. От таинственных, неземных звуков мороз подирал по коже; у Гарри волосы встали дыбом, а сердце словно расширилось вдвое. Затем, когда тон достиг немыслимой высоты и завибрировал в грудной клетке, из вершины ближайшей колонны вырвались языки пламени.
Прямо из воздуха под сводчатым потолком возникла малиновая птица размером с лебедя. Она старательно выводила странную мелодию. Её роскошный хвост, длинный, как у павлина, отливал золотом, а в сверкающих золотых когтях был зажат драный свёрток.
Птица устремилась прямо к Гарри, уронила свёрток к его ногам, тяжело опустилась ему на плечо и сложила огромные крылья. Гарри покосился на неё и увидел длинный острый клюв и круглый чёрный глаз.
Птица замолчала. Она сидела очень тихо, грея Гарри щёку, и в упор смотрела на Реддля.
— Это феникс… — заметил Реддль, пристально вглядываясь в птицу.
—
— А
И впрямь. Залатанная, потрёпанная и грязная, Шляпа-Распредельница неподвижно лежала у ног Гарри.
Реддль захохотал. Он так зашёлся от смеха, что в тёмном зале задрожали стены, будто смеялся не один Реддль, а целых десять…
— Так вот что Думбльдор прислал своему защитнику! Певчую птичку и старую Шляпочку! Ну как, ты теперь храбрее, Гарри? Ты спасён?
Гарри не ответил. Он не понимал, что пользы от Янгуса или от Шляпы-Распредельницы, но ему больше не было одиноко. Его уверенность росла; он ждал, когда Реддль отсмеётся.
— К делу, Гарри, — сказал наконец тот, всё ещё широко улыбаясь. — Дважды — в твоём
Гарри лихорадочно взвешивал свои шансы. У Реддля — палочка. У него, у Гарри, — Янгус и Шляпа-Распредельница. Ни то ни другое не очень-то годится для дуэли. Да уж, дело труба… чем дольше Реддль стоит здесь, тем больше жизни вытекает из Джинни… а между тем, заметил Гарри, фигура Реддля всё чётче, сам он всё плотнее… Если уж им суждено сразиться — чем скорее, тем лучше.
— Никто не знает, почему ты потерял колдовские силы, когда пытался убить меня, — резко ответил Гарри. — Я тоже не знаю. Но я знаю, почему ты не смог
Лицо Реддля исказилось. Затем он сложил губы в жуткую улыбку.
— Вот, стало быть, как. Твоя мать отдала за тебя жизнь. Согласен, это сильное контрзаклятие. Теперь ясно… значит, в тебе нет ничего особенного. Видишь ли, я никак не мог понять. Между нами есть нечто до странности общее. Да ты, верно, и сам заметил. Оба полукровки, сироты, воспитаны у муглов. Оба змееусты — возможно, единственные в «Хогварце» после великого Слизерина. Мы даже
Сжавшись, Гарри ждал, когда Реддль взмахнёт палочкой. Но кривая улыбка Реддля снова стала шире.