Где ваш дом, дети?..

Неужели в них начисто отсутствует материнское начало? Неужели тяга к воспитательству — компенсация, заполнение пустоты, которой природа не терпит?..

Но почему нет в них этого праначала, первоосновы женской души? Не потому ли, что все они забалованные, заласканные, «маменькины» и «папенькины» дочки?.. Все им готовеньким подносилось. Никаких навыков жизни, никакой практики альтруизма. Только родительская готовность потворствовать им во всем. И вдруг реальность — внешний мир, который не желает их признавать. И переживание комплексов. Встреча с директором, возможность самоутверждения, обещание самореализации. Но какой ценой?..

Димка сел за стол и смотрел, как я работаю. Я принимал первоклашек, обрабатывал их царапины, укусы, порезы. Ждал, когда Димка заговорит.

— Что вы меня не гоните? — спросил он. — И вообще никого не гоните…

— А зачем? С вами интересней!

— А меня рокеры с собой брали, — сказал Димка, и я услышал хвастливые нотки в его голосе. — Здесь, в поселке, две семьи рокерских.

— Что это за семьи такие?

— Семья — это несколько рокеров и их вожак, их «папа».

— И куда же они тебя брали?

— Гонять, конечно. Только директору не говорите, ладно?..

— Так и гоняли все время?

— Остановки делали. Пожрать-попить, отношения выяснить.

— Какие отношения?

— Ну, одна девчонка ушла от «папы». К своему же рокеру. «Папа» избил этого парня.

— И парень дал себя избить?

— Нет, он защищался. Но «папе» другие помогали.

— Всемером на одного?

— Вчетвером. Порядок же должен быть.

— Теперь понимаю, почему твои приятели девчонку избили. Тоже для порядка…

— Она сама виновата. Вредная и доносчица.

— Вот и получается, она вредная, а вы ее — для порядка — по мордасам…

— Да нет, это, конечно, неправильно.

Иду с уборщицей, проверяю чистоту в спальных, туалетах, коридорах. Она дышит тяжело, даже при спокойной ходьбе запыхалась.

— Я тоже в детдоме жила, — рассказывает мне. — Девять лет. Отец и мать от сыпняка в войну погибли. Голодно было, и босиком бегали. Все были без родителей. И все держались друг за друга. Были как братья и сестры. Картошку за лакомство считали. Она вкуснее была, чем нынешняя, точно помню…

Уборщица говорит о том, что читано-перечитано, видено-перевидено, и я слушаю ее вполуха. Потом простая мысль поражает: ею-то все это прожито! Разглядываю ее внимательно. Дряхлая какая! Зачем ей еще работа? И начинаю слушать осмысленно…

Делаю обход в изоляторе — осматриваю больных. Вдруг является Сережа и начинает меня передразнивать.

— Может, уймешься? — прошу я.

— Я тут уже был, — говорит Сережа серьезно. — Привезли меня в этот детдом и сунули в изолятор. А я три дня ничего не ел и стекла все побил. Теперь-то но-овенькие…

Он задумчиво смотрит на окна.

— Зачем же бушевал тогда?

— А просто так… В знак протеста…

Он снова начинает кривляться. Я не обращаю на него внимания. Так он и фиглярничает всласть до окончания обхода. Я ухожу, а он остается в изоляторе…

Ленка приходит с порезанным пальцем.

— Знаешь, я ведь придумал слова к твоей музыке!

— Какой музыке?

— Ну помнишь, воробей вертел головой, ветка в окно стучала…

Пытаюсь напеть мелодию, сочиненную Ленкой, но получается плохо.

— Не помню! — говорит Ленка решительно. — Забыла!..

— Как же так!

— Да ерунда! — утешает Ленка. — Еще придумаю!..

Занимаюсь ее пальцем. А в ящике стола лежит листок со стихами, которые не понадобились…

Пришла учительница за медицинской документацией на второго восьмиклассника, что участвовал в избиении девочки. Как я понял, его тоже хотят выпихнуть из детдома — на руки тетке или опекуну.

Учительница раздражена:

— Очень нездоровая обстановка в коллективе. Очень плохая обстановка. Она неизбежно должна сказаться на детях. Эту дикую драку породили наши педагогические распри. И главный виновник распрей — директор. Он набрал девчонок, прикрылся ими, как броней, и давит на нас, на старый персонал. Нам не дают работать, нас обвиняют во всяческих грехах, нас вынуждают освобождать места для новых директорских кадров. А сами они при его попустительстве замалчивают такие вещи, за которые с нас бы голову сняли. Вы знаете, например, что в ноябре нашу первоклассницу сбила машина? А, не знаете!.. Она три недели в больнице пролежала. А кто про это знал в коллективе? Никто! Замолчали, замяли… Мало достать новые кровати или вестибюль зеркалами украсить! Это еще не делает из человека хорошего руководителя. Ты сумей соединить, сплотить людей, чтобы они действительно товарищами были. Вот тогда ты директор!..

Она берет бумаги на мальчика и уходит. Я сочувственно смотрю ей вслед. Говорила она убедительно, и разве не слышал я того же от Зинаиды Никитичны, разве сам не видел и не понимал…

Для чего же директору нужна его нелепая, самовлюбленная гвардия? Может, именно как наступательная, штурмовая сила, обеспечивающая захват «плацдарма», то бишь детдома?..

А потом он пошагает дальше — в облоно, в Минпрос или куда там еще?..