Георгий Мирзоев

проведённые в одной школе, да и общая для всех перспектива сдачи вступительных экзаменов в далёкой Москве давали почву для какой-то общности интересов и приятельства. За время пути в Москву вся эта шумная ватага сдружилась ещё больше. Они договорились, что те, кто удачно поступит и отучится первый семестр, через полгода соберутся снова вместе, чтобы ехать на побывку домой в хорошей компании. Зимой 1952 года, ровно в день начала зимних каникул, все одиннадцать человек, как один, собрались на вокзале, чтобы ехать домой.

Надо ли говорить, сколь радостным был их приезд? Гостей – а тем более, если это

родные люди, а тем более, если это сыновья, – на Кавказе умеют встречать, как нигде... Понятное дело, что зимние каникулы прошли для московских студентов как нельзя более

зажигательно, а потом пришла пора возвращаться в Москву. Таким образом, если не углубляться в частности, выглядит предыстория.

Стоит ли упоминать, что отъезд так же удался? Ведь гостей – по настоящему

дорогих гостей на Кавказе умеют и провожать – так, как нигде… Каждое чадо родители снабдили карманными деньгами и чем Бог послал – и погрузили в поезд. А по-кавказски мощным восклицательным знаком в процедуре отъезда стало то, что папаша одного из студентов, директор Тбилисского ликёроводочного завода, снабдил сынулю в дорогу несколькими литрами коньячного спирта. Вот, если вкратце, диспозиция такова.

Имеет ли смысл специально останавливаться на том, что ликование в среде

студентов по этому поводу было велико? Ведь кавказские юноши владеют культурой пития как никто… Это происходит у них непременно под хорошую закуску и с обилием красивых тостов. В общем, на подъезде к Москве коллективные резервы бабушкиных пирожков закончились. А папин спирт почему-то заканчиваться не желал, хотя для этого делалось всё возможное и невозможное. Так, если не вдаваться в подробности, обстояли дела.

Выгрузившаяся на станции населённого пункта Поныри (Курская область) оперативная группа, посланная за закуской, обнаружила то, что должна была обнаружить на станции любого населенного пункта первой половины 50-х годов. Руины вокзала и абсолютно ровный, не опошленный даже единой лавочкой перрон, посередь которого возвышалась небольшая деревянная хибара, в коей, согласно предположениям, могли продавать что-нибудь съестное.

В хибаре не было хлеба. Не было тушёнки. Не было овощей. Словом, чего там только не было. Единственное, что там было – это… консервированные крабы. Консервированные крабы.

«С хлебом они были, наверное, очень даже ничего, но когда без хлеба…».

Спиртово-крабовая диета, на коей просидела студенческая компания в течение вторых суток пути до Москвы, прибыв, наконец, в столицу Родины ранним февральским утром, определённым образом повлияла на мировоззрение студента Мирзоева. В частности, крабов, раков и прочих панцирных он не мог есть ещё лет десять.

* * *

Конечно, рассказанный эпизод никак не свидетельствует об обычной – будничной

– студенческой жизни. Никаких излишеств в ней и в помине не было, им просто неоткуда было взяться. Основная часть времени отдавалась тому, чему и должна была – учёбе. Успеваемость в группе была высокой. После первого года обучения из группы отсеялось всего три человека. До конца обучения – ещё двое. И то, отсеялись он не по успеваемости, а из дисциплинарных соображений. Например, деканат был вынужден отчислить студента, который, будучи несколько выпивши, залез в женское общежитие и принялся гоняться за девками. Обычная студенческая история, подобных которой хватает во все времена и во всех институтах. Были и оставшиеся по каким-то своим причинам, уважительным или не очень, на второй год. Но в основной массе студентов откровенно отстающих в плане учёбы не было. Потому что учиться было престижно, интересно и без преувеличения модно. А, кроме того, учёба без троек давала право на получение стипендии – 220 рублей.

Тон задавали, конечно, сами преподаватели. Скажем, Борис Семенович Фалькевич, ставший в 1953 году заведующим кафедрой автомобилей вместо ушедшего из жизни академика Чудакова. Или Игорь Михайлович Ленин, заведующий кафедрой двигателей. Они на каждую лекцию приходили гладко выбритыми, в идеально сидящем отглаженном костюме, белоснежной рубашке и обязательно в другом, нежели накануне, галстуке. Эти,