Герман Лопатин

И вдруг за мыском открылась бухточка. Небольшая – метров тридцать. Скалы тут понижались. Они словно бы отпрянули назад, образуя пологую чашу и позволяя деревьям спуститься поближе к реке. Как раз то, что надо: здесь было удобно и укромно.

Над головой гудели лиственницы. Подход из тайги в бухту загораживали заросли малины, шиповника и ольхи. На самой земле среди темной зелени брусничника – россыпи розовых ягод.

Пахнуло детством.

Когда-то вместе с братьями (семья жила на Кавказе) Лопатин забирался в горы, в лес, выслеживая дичь. Одно ружье на троих. Старый одноствольный дробовик. Часами сидели в засаде, прислушиваясь к шуму леса, к голосам птиц. Мать боялась, что на сыновей нападет барс. Отец заступался. Он был прав – мальчишки должны привыкать к опасностям.

Лес Кавказа не похож на тайгу. Но есть что-то общее между всеми лесами. На севере и на юге, в горах Кавказа и на берегах Ангары они живут одинаковой, свободной жизнью, неудержимо тянутся к солнцу, сонно бормочут в тихую погоду, гудят в сильный ветер. Лес согревает продрогшего, кормит голодного. Лес всегда был для Лопатина другом. Правда, в последнее время его жизнь больше проходила в городах, в разъездах по железной дороге, по морю, на лошадях. Он уже давно перестал быть тем любознательным мальчуганом, которого неудержимо тянул к себе лес. Но, видимо, этот мальчуган никогда в нем не умирал.

Стоило присесть на теплый камень, набрать в горсть крепкие катышки брусники, услышать на сосне цоканье белки, и словно не было бурных лет университета, научных поисков, ссылки, побегов, дружбы с революционерами разных стран. Опять только мальчишка, отчаянный сорванец Герка Лопатин, который не боится лесной глуши.

Во-первых, он знает, что барс сюда не заходит; а во-вторых, выпросил у старшего брата ружье и зарядил его на всякий случай картечью.

Но – тсс… Треснула ветка.

Может быть, просто так треснула? Торчала сухая, трухлявилась, и вот настала ей пора треснуть и упасть на землю. А, может быть, кто-то тяжелый продирается по тайге?

Надо быть наготове.

Потянулся за ружьем.

Стайка клестов пронырнула из-за головы и пропала в кустах.

Слушал.

Тайга по-прежнему мирно лопотала на солнце. Все успокоилось.

Отставил ружье и принялся чинить лодку.

Через час заделал брешь, сложил поклажу и пошел на край бухточки умыть лицо и руки. Снял очки, зачерпнул ладонями студеную воду, с наслаждением плеснул в лицо.

Нагнулся второй раз и в воде рядом со своим отражением увидел волосатую морду.

Кто-то смотрел на него сверху, выглядывая из-за камней.

Лопатин осторожно опустил ладони в реку – морда расплылась, закачалась.

Продолжал умываться и зорко наблюдал за тем, кто притаился за камнями.

Сначала нельзя было разобрать, что он там замышляет, но потом Лопатин, хоть и без очков, разглядел в его руках лесину. Медленно подняв ее и перегибаясь вниз, человек обрушил удар туда, где находилась голова Лопатина. И, уж понятно, не ожидал, что эта голова вдруг исчезнет и удар придется на пустой камень.

Потеряв равновесие, он полетел на то место, где за секунду до этого стоял на корточках Лопатин.

Лопатин ударил изо всей силы ногой по его рукам. Человек вскрикнул и разжал пальцы.

Лопатин швырнул лесину в реку, отошел к лодке, спихнул ее до половины в воду, взял ружье и стал ждать.

Человек поднял голову, сел.

Типичный бродяга – рваная одежда, лапти, всклокоченная борода, страшное лицо.

– Я уж чаял – конец, – вздохнул он, – прикончишь меня…

– Зачем дубину поднял?

– Лодку надо.

– Чудак. А мне не надо?

– Оттого и поднял.

– Зачем тебе лодка?

– На тот берег.

– Там же деревни.

– Ну. Бабы хлеба дадут. Девять дней ягоду жру. Видал?

Он встал, вздернул рубаху. Под ней – ввалившийся живот, торчащие полукружья ребер.

– Из тюрьмы бежишь?

– С каторги.

– Что же ты на правый берег подался? Не знал, что тут деревень меньше?

– Может, и знал… Да так вышло.

– Куда же ты теперь?

– В Россию…

В хриплом голосе надежда.

Лопатин положил ружье в лодку.

Вот так, своевольно, судьба сталкивает людей. Этот мужик хотел убить его. Может быть, впрочем, и не убить, а лишь оглушить дубиной, но это все равно. Он не думал о чужой жизни. Спасал свою. Если же добраться до корня, то наверняка придешь к выводу, что он не виновен. Жертва. И жертв таких тысячи. Все они по одной дорожке попадают в Сибирь. По сибирской, кандальной… И судьба у них здесь одна – у этого мужика, у не наших, у ссыльных поляков, у Щапова, у Чернышевского… Кто из них вырвется отсюда? Кому удастся обмануть стражу, добраться до милой, далекой, желанной России?

– Сбей плот, – сказал наконец Лопатин, – я топор оставлю.

– Не врешь?

– Тут вот сухари и рыба.

– Спасибо, добрый человек! – мужик с трудом верил своему счастью.

– Да топором, смотри, не грози никому без надобности.

– Прости меня, дурака. Девять дней одну бруснику жру.

– Ну ладно. Желаю удачи!

– Спасибо тебе, – мужик поклонился в пояс. – Бог тебя защитит.

Лопатин столкнул лодку в воду.

Долго еще видел: стоит на берегу несуразная фигура и смотрит ему вслед.

3