водится полная информация в отношении этих процедур, как их практикуют в тибетском
эзо-теризме.
12. В алхимии также упоминается противоположная возможность, то есть опустошение
субстанции путем высвобождения ее жизненных принципов, что мы встречаем в идее пита-
ния, основанного не столько на физических, сколько (и прежде всего) на питательных свой-
ствах, отделенных от физических частей и потребляемых в большей степени психическим пу-
тем (см. Della Riviera, //
13. Эта идея в романтизированном виде упоминается в связи с биографией алхимика
Джона Ди - см. роман Густава Майринка
251
Глава 27. Невидимые Мастера
Установив связь между герметическими Философами и Розенк-
рейцерами, Сальмон написал об этих последних такие слова: «Гово-
рят, что они могут одухотворять свое тело и переносить его за короткое
время на довольно большие расстояния, что они могут становиться
невидимыми по своему желанию и делать множество других вещей, кажущихся невозможными».1 Аббат Ленгле Дюфренуа в своей
«размышления их первых основателей намного превзошли всё извест-
ное от создания мира; их предназначение в том, чтобы завершить об-
щее восстановление вселенной. Они не подвержены ни голоду, ни жаж-
де, ни старости, ни каким-либо другим неудобствам природы. Посред-
ством откровения им известны те, кто достоин быть принятым в их
сообщество. Они могут жить во все времена, как если бы они суще-
ствовали от начала мира или как если бы они должны были оставаться
в нём до скончания века. Они также могут заставлять служить себе
самых могущественных духов и демонов и удерживать их в этом со-
стоянии».2 Калиостро добавляет: «Я не принадлежу никакому веку и
никакому месту; вне времени и пространства, моя духовная сущность
живёт вечной жизнью. Когда я погружаюсь в мысли, я путешествую
сквозь времена; я простираю свой дух в те области бытия, которые
удалены от всего, что доступно вашим органам чувств, я могу быть, кем хочу. Сознательно становясь частью абсолюта, я управляю своими
действиями соответственно окружающей меня обстановке; моя
страна-та, в которой я в данный момент нахожусь... Я - тот,...
ктосвободен, будучи хозяином своей жизни. Встречаются существа, у
которых больше нет ангелов-хранителей: я - один из них».3
Объединение герметиков с Розенкрейцерами, то есть загадочны-
ми персонажами, каковые, как правило, появляются в мире в виде обыч-
ных людей, скрывая свою подлинную сущность и деятельность, вновь
служит здесь предупреждением тем, кто на основании
экстраординар-ных возможностей, приписываемых герметическому
искусству, ищет в прошедших эпохах, или даже сегодня, неких
ощутимых и убедительных проявлений этих возможностей, чтобы
рассеять сомнения в том, что всё это не более чем фантазии
экзальтированного ума.
Те, кто пойдёт таким путём, вряд ли найдёт подтверждения и
доказательства. Они исходят из весьма театральной концепции мага
252
и инициата - как будто адепт прежде всего занят тем, чтобы «демон-
стрировать» и проявлять в удивительных, поражающих и шокирую-
щих формах всё то, на что он способен на небе и на земле, с целью
приковать к себе взгляды. Напротив, если возможно поведение, пря-
мо противоположное стилю истинного посвящённого, то оно должно
выглядеть именно так. По определению, оный является существом
тайным, и его путь невидим и непроницаем. Он ускользает, его нельзя
измерить. Он появляется со стороны, противоположной той, куда об-
ращено общее внимание, и для своих сверхъестественных действий
он выбирает способ, выглядящий наиболее естественно. Он может
быть близким другом, компаньоном или любимым человеком; вы
можете думать, что знаете его сердце вдоль и поперёк и обладаете его
полным доверием. Но он всегда будет чем-то иным, не тем, кого мы
знаем. Мы узнаем этого «другого» только когда проникнем в его об-
ласть. И тогда, может статься, у нас появится ощущение, будто мы
ходим по краю пропасти.
Люди желают, чтобы другие знали, каковы они; когда они дей-
ствуют, их удовлетворяет лишь признание другими их качеств как ав-
торов этого действия. Со слов Агриппы нам уже известно, насколько
отличны законы, которым следует маг и герметик. Во всяком эксгиби-
ционизме и культе личности он видит незрелость. Он как бы не суще-
ствует. Не говорит. Тот, кто хочет узнать его, занимается ловлей возду-
ха. Он достиг состояния, которое категорически исключает всякую воз-
можность столкновения с человеческим суждением. Он в принципе
потерял интерес к тому, что о нём думают и что говорят - справедливо
или нет, хорошо или дурно. Он следит лишь за тем, чтобы определён-
ные вещи
средства, а затем действует, и всё. Он не привязывается к действию, как чему-то