Герои умирают

Военные воспользовались комендантским часом по-своему, резонно предположив, что честные люди не ослушаются Императорского указа и останутся дома. Солдат, не занятых на борьбе с огнем, поделили на небольшие отряды, человек по десять-пятнадцать, и отправили на улицы хватать всех грабителей и мародеров без разбора. Кое-кого действительно арестовали, но большинство просто забили до смерти.

Однако армия тоже несла потери. Грабители, прослышав, что происходит, сбивались в банды по нескольку десятков человек, причем многие были сносно вооружены, особенно в городе Чужих, где между пришельцами и властями давно уже шла нескрываемая вражда и кровь проливалась не однажды. Теперь она буквально переполнила сточные канавы города.

И еще один свежий слух летел по улицам в то утро – об оружии против Актири, врагов Империи. Слух передавали друг другу бунтовщики и бармены, грузчики в порту и возчики на рынке; его на каждом углу обсуждали кучки горожан – одни вслух, а другие шепотом или вполголоса. Вы слышали: магический невод! Стоит ему коснуться Актири, и они, вопя от боли, подыхают и проваливаются к себе в ад!

А еще на заре случилось вот что: измученный бездельем Серый Кот, поставленный сторожить дверь в конце длинного коридора на верхнем этаже, вдруг увидел на полу перед ней сложенный вдвое клочок пергамента…

В спальне, убранной подчеркнуто нейтрально, однако с роскошью, какую только можно вообразить, сидели и глядели друг на друга Кирендаль и величество. Отблески зари зажигали в глазах Кирендаль похотливые огоньки, величество улыбался лениво, как сытый лев.

Полулежа на кровати в дворцовой спальне, которую всегда оставляли за ним, Берн следил за нагими лакеями-близнецами, братом и сестрой. Юные тела остро пахли, разогретые сексом и плеткой, которой поигрывал Берн. Слуги чистили бархатную тунику Графа, то и дело бросая на него робкие взгляды, чтобы удостовериться: так ли они все делают, как нужно. Они знали, что за погрешность, даже незначительную, их сурово накажут. Только когда на тунике не останется ни пушинки, они примутся за чистку сапог. Сегодня предстоял особый, торжественный день, и Берн намеревался произвести впечатление.

В Малом бальном зале Ма’элКот в одиночестве созерцал свой Великий Труд. Было тихо: не булькала глина в котле, не сипели мехи, не гудело раздутое ими пламя. Сегодня искусство подождет – великий Ма’элКот занят. С легким прищуром он вглядывался в лицо на потолке и вдруг увидел в нем то, чего он никогда не планировал и не задумывал. Создание начало обретать независимость от творца – так бывает, когда произведение искусства становится шедевром.

С самого начала Ма’элКот придавал изваянию свои черты, но теперь, глядя на него в упор, понял, что, даже не меняя структуры этого лица, одним лишь изменением намерения он может превратить его в лицо Кейна.

2

Тоа-Ситель потер усталые глаза и погасил лампу у своего локтя. Окно за его спиной в скриптории Монастырского посольства выходило на восток, и восходящее солнце было гораздо приятнее для его глаз, чем лампа. Тоа-Ситель прищурился, снова фокусируя взгляд на крошечных буквах, которые испещряли страницу.

Но продолжать не было сил. Герцог встал и потянулся так, что вся спина выгнулась дугой, от шеи до поясницы. Потом вздохнул и, скрестив руки, стал массировать ноющие плечи. Целую ночь он читал, но вопросов у него по-прежнему было больше, чем ответов.

В Монастырское посольство он пришел сразу после запланированного побега Кейна, однако ему пришлось потрудиться, чтобы попасть внутрь: городская резиденция Монастырского братства задумывалась и строилась как крепость, оснащенная всем необходимым для отражения натиска мятежной толпы. И все же спокойный голос имперского вельможи и разумные доводы, которые он приводил, оказали воздействие: его не просто пустили внутрь, но и привели к полномочному послу. Тоа-Ситель сразу его узнал: этот угрюмый старый монах присутствовал при аресте Кейна и убийстве прежнего посла. Выслушав просьбу Герцога, новый посол задумался.

– Наши архивы – это наше дело, мы ни с кем ими не делимся, – заговорил он наконец. – Но здесь явно особый случай. Совет Монастырей уже рассматривает дело Кейна, хотя решение по нему еще не принято. Даже если его не присудят к лишению жизни, то из Братства изгонят наверняка, а то и объявят вне закона. Надеюсь, мне простится, если я открою записи о нем тому, кто не давал наших обетов.

– Так они здесь? Вы храните их прямо тут? – не сдержал удивления Тоа-Ситель. – Я думал, придется сначала посылать за ними в… э-э-э…

– Твердыню Гартана, – рассеянно подсказал посол. – Нет, все, что касается Кейна, хранится здесь. После битвы при Церано, когда его перевод в Анхану был утвержден официально, его часть монастырского архива переехала сюда вместе с ним. Возможно, в нем пока не отражены его новейшие деяния, но все, что есть, я распоряжусь принести.