Герои умирают

Кольберга передернуло – вернулось ощущение муравьев, бегущих по коже. Он покосился на полицейских. Лица под масками повернуты к пестрой мешанине на экране, но кто их разберет на самом деле?

– Придется вам подождать, – повторил он. – Всем придется подождать. Сейчас ничего не происходит! – Он выпучил глаза и так скрипнул зубами, что заболели челюсти. – Там ничего не происходит, и уже давно! Он спит, понятно?

– Господи, Арт, успокойся! Хорошо, он спит. Не проблема. Я просто хочу быть уверен, что, когда все начнется, мы ничего не пропустим и у нас будет трансляция, ясно? Та штука, которую он хочет провернуть с Ма’элКотом, – нам надо, чтобы это вышло в Сеть живьем. Комментировать будет тот парень, Клирлейк, – боссы очень высокого мнения о нем сейчас.

Трясущейся рукой Кольберг втирал пот в редкие пряди волос, которые и без того промокли так, что казались приклеенными к черепу.

– Вы убьете продажи кубиков. Вы это понимаете или нет? Это же апогей всего Приключения! Кейн в этом деле ас – вы же знаете, лучше его никого нет. Я пятнадцать лет руковожу Приключениями Кейна. Это его фирменный прием – в финальное шоу на стадионе он вложит все. Все случится в одно время и в одном месте. Если вы пустите его в Сеть живьем, во всем мире не останется человека, который не будет знать, чем кончилось дело!

– Мы понимаем, и мы согласны. Совет Директоров дал согласие, Арт. Плата за просмотр трансляции покроет всю недополученную прибыль с продажи кубиков, к тому же мы прогнозируем лишь очень небольшой спад. За этим кубиком будут гоняться коллекционеры, Арт. Особенно если Кейн погибнет.

8

Далекие голоса твердили: «Кейн, Кейн», и это имя заставило Паллас вынырнуть из глубин Песни Чамбарайи и крохотным пузырьком подняться на ее поверхность. Она не знала, как долго Песня реки баюкала ее, унося сознание прочь от истерзанного тела; последнее, что она помнила ясно, был разговор с Кейном, который она вела, оставаясь на алтаре в Железной комнате.

«Он сиял, точно звезда», – подумала она. В нем была скрыта Сила, не зависящая от Потока, хотя, возможно, соприродная ему, – динамическая энергия самой жизни, которая окликала Паллас в ее речном сне. У этой Силы не было внешнего источника, ее не питал Поток или гриффинстоуны, но, когда Кейн вошел, в комнате сразу стало теплее, как будто источник Силы был скрыт у него в груди. И почему она раньше этого не замечала?

Может быть, потому, что этого не было?

Их былые ссоры, раны, которые они нанесли друг другу, его тлеющий гнев, ее зависть – все это вдруг показалось ей далеким и совсем неважным. Оглядываясь из настоящего на их совместное прошлое, она не могла понять лишь одного: как они ухитрились сделать друг друга такими несчастными?

А ведь на свете нет ничего легче счастья; оно приходит, стоит только открыться жизни, позволить ей течь сквозь тебя и знать, что ты – это река, а река – это ты. Почему-то они с Кейном так этого и не поняли. Отрезанные друг от друга и от самих себя, они мертвой хваткой вцеплялись каждый в свою жизнь, дрожали над ней, как скряга над монетами, как будто жизнь, как золото, можно либо приумножить, либо растратить.

Смешно.

Неудивительно, что они не ужились вместе.

Если бы она могла поговорить с ним сейчас, придумать, как это сделать, она обязательно рассказала бы ему, как просто быть счастливыми.

Но она знала, что времени у нее мало, что тело ее умирает, а жизнь, которую она тридцать три года брала взаймы, вытекает из него через дыру в легком. Однако совсем не это печалило ее сейчас. Нет ничего страшного в том, что маленький ручеек по имени Шанна Лейтон, она же Паллас Рил, постепенно иссякает, возвращая свою воду реке. Она боялась за Кейна и надеялась дожить лишь до того мига, когда она сможет поговорить с ним еще раз.

Ей хотелось спросить у реки, сколько ей еще осталось, но этот путь был для нее закрыт. Она могла слушать Песню реки, отдаваться смешению ее мелодий и уноситься с ними вдаль. Не было такой преграды, материальной или магической, которая могла бы отсечь ее от реки; связь с ней стала такой же частью самой Паллас, как ее сердце или ее позвоночник, но все же какая-то невидимая стена разделяла их, не давая голосу Паллас слиться с напевом реки и стать частью ее силы.

Она знала, откуда взялась эта стена: ее воздвиг тот, чей голос гремел сейчас в ушах Паллас: «Не проси Меня принять твои слова на веру».

Его она видела, даже не открывая глаз: гигантской Харибдой он торчал посреди Потока, который взвихрялся вокруг него, отдавая ему энергию, необходимую для поддержания его массивного тела и необычайного ума. Напряженная работа последнего заставляла гудеть стены Железной комнаты, а камни дворца Колхари откликались на каждый удар императорского сердца.