Герои умирают

Льняная ткань, натянувшись, врезается ему в отек, и внезапная боль приводит его в сознание. Он выкатывает на меня глаза, как взбесившаяся лошадь.

– Не уходи. Ты нужен мне в сознании.

– За… но, Кейн…

Эх, полежать бы тут денек-другой без движения, так ведь нет, придется встать. Бедро, в которое вошел яд, онемело вокруг раны, волна жара уже входит мне в низ живота.

Жить мне осталось минут, наверное, пять.

С трудом я поднимаю сначала одну ногу, потом другую, перешагиваю через распростертого на дне повозки Тоа-Сителя – надеюсь, ты подох, засранец, – и с трудом ковыляю к косому кресту, на котором раньше висела Паллас.

Вон она, в небе, парит прямо у меня над головой и сияет, как солнце.

Теперь она единственный источник света на стадионе. Неведомо откуда приползли тяжелые черные тучи – не тучи, а гранитные горы огненными языками молний лижут небо.

Мне надо добраться до Паллас, дотянуться, коснуться ее руками, и все, мы спасены оба, – но она высоко, парит себе в небе, сама невесомая, точно воздух…

Я кричу ей, зову ее по имени раз-другой, но тут начинается ветер, настоящий ураган, который подхватывает мои слова и сразу относит их куда-то далеко. Она меня не слышит; она никогда меня не услышит. Может быть, если я смогу взобраться на крест, встать на его верхушку и подпрыгнуть, то…

Но мои ноги подводят меня: правое колено и левое бедро отказываются двигаться. Я со стоном взбираюсь на крест, и вот тут я вижу Берна…

Он внизу, на арене, орет и пинает солдат, которые сгрудились тут же. По его кривящимся губам мне удается прочесть: «Да подстрелите уже эту суку, кто-нибудь», но у тех, кто ближе к нему, нет арбалетов, а его Коты, у которых арбалеты есть, еще дерутся с Подданными в разных частях арены и его не слышат.

Берн поднимает голову, яркий белый свет, источаемый телом Паллас, заливает его лицо, превращая его в безжизненную маску, пока он размышляет о чем-то. Наконец он принимает какое-то решение, Косаль вырастает впереди него, точно член, Берн слегка сгибает колени…

И прыгает.

Я тоже.

Он летит вперед и вверх, как выпущенная из лука стрела. Я – вперед, ему наперерез. Но силы оставляют меня, и даже высота – я начинаю свой прыжок футов на пятнадцать-двадцать выше, чем он, – не дает мне существенного преимущества. Слишком поздно, я опоздал. Я вытягиваю вперед руки… и мои пальцы вцепляются в голенище его сапога, когда он пролетает мимо.

Векторы нашего движения разнонаправлены, и, когда мы сцепляемся в воздухе, нас отшвыривает друг от друга в разные стороны. Я начинаю падать, лечу все вниз, вниз, шлепаюсь на песок. Удар вышибает из меня дух.

Все мои попытки вдохнуть ни к чему не приводят, руки и ноги сводит предсмертная судорога. Пока я лежу, хватая ртом воздух, надо мной появляется Берн. За его спиной я вижу черную грозовую тучу с прожилками молний.

– Черт меня побери, – говорит он, перекрикивая ветер. – Я – человек не гордый, так что твой выход первый, а я после тебя. – Он поднимает Косаль и заглядывается на его сияющее лезвие. – Знал бы ты, как долго я этого ждал.

– Ага, я тоже.

Ступней одной ноги я делаю ему подсечку, другой бью в колено, но Берн угадывает мой маневр, и он едва не стоит мне ноги. Он слегка сгибает колени, чтобы погасить силу толчка, и опускает Косаль на мое бедро. Только чудом я ухитряюсь вовремя выполнить кувырок назад и вскочить на ноги. Берн тем временем выдергивает меч из песка, где он завяз примерно на длину ладони.

Я пячусь, оглядываясь, чтобы не перелететь через какое-нибудь валяющееся на песке тело – их тут хватает. Берн идет на меня, вернее, крадется, как кошка, держа между нами меч под острым углом, и улыбается. Такую улыбку, наверное, за секунду до смерти видели на моем лице те, кого убил я.

Оказывается, глядя с их стороны, ничего хорошего.

У нас над головой прокатывается гром, ярко блещет молния, и я понимаю, что другая битва, более важная, чем наша, продолжается: Паллас и Ма’элКот ведут спор о том, кто из них сильней, на глазах двадцати тысяч зрителей.

На нас с Берном никто даже не смотрит. Кому интересна мелкая стычка двух давних врагов?

Значит, сияние славы сегодня не для меня.

Он куда более силен, чем я, нечеловечески быстр, его техника и чувство равновесия намного превосходят мои, и к тому же у него есть меч, который прорежет что угодно. И это не говоря о придуманной для него Ма’элКотом Защите, которая делает его практически неуязвимым.

Но я все равно его убью.

Я должен. Потому что все внимание Паллас занято сейчас другим врагом, и между ней и Берном есть только я.

Я оглядываюсь – он мчится за мной как молния, покрывая три метра меньше чем за секунду; острие Косаля слегка касается моей туники, оставляя глубокий разрез на черной коже, а сам я успеваю отпрянуть лишь в последнее мгновение. Я хватаю его пролетающее мимо меня запястье и сильно тяну, чтобы нарушить его равновесие, а предплечьем другой руки наношу ему резкий удар поперек горла.