Но он опускает подбородок, и удар приходится ему в губы – совсем легкий удар, даже кровь не пошла, – но зато его сапоги скользят на мокром песке и он опрокидывается на спину. Нет смысла даже пытаться воспользоваться преимуществом: навредить ему я не смогу, а вот он, с его мускулатурой, вывернется из любого захвата. Так что я разворачиваюсь и бросаюсь бежать со всей быстротой, какую могу выжать из своих измученных ног.
– Эй, Кейн! – раздается за моей спиной возглас, полный издевки. – А ведь раньше ты так хорошо бегал, всегда меня перегонял!
Еще чуть-чуть, и он начнет наступать мне на пятки. Я уже слышу неотвратимый топот его сапог, но и мне осталось всего ничего до цели, до того места, которое я разглядел сверху, во время своей рискованной разведки. Его монастырская выучка спасет мне жизнь – опуская меч, он резко выдыхает со звуком, отдаленно похожим на «ки-йа». Я ухожу в кувырок. Косаль с шипением рассекает воздух на том месте, где только что была моя шея, а я встаю на ноги, держа в руках сеть.
Берн останавливается и с улыбкой склоняет голову набок:
– И что ты собираешься с этим делать, хотелось бы знать?
– Узнаёшь, Берн? – вопросом на вопрос отвечаю я. – Ради этой штуки расстались с жизнью четверо твоих ребят.
– И что с того?
Из ножен в подмышке я вытаскиваю длинный боевой нож, заточенный наподобие стамески.
– А то, что я специально сберег ее, чтобы убить ею тебя.
Он фыркает. Над его головой вспыхивает молния, гремит гром.
Ну давай начинай.
И я не заставляю себя ждать.
Набрасывать сеть ему на голову, как я сделал с Ма’элКотом, бессмысленно: Берн слишком опытный боец, прирожденный воин, его на такой мякине не проведешь. Но я решаю обратить его непревзойденную реакцию против него самого: я взмахиваю над его головой сетью, точно кнутом.
Он небрежно отмахивается от нее Косалем, и вот тут-то и кроется ошибка: он слишком недавно носит этот меч, все его реакции еще заточены под те клинки, которыми он владел раньше. Вот и теперь он не разворачивает меч плашмя, а ловит сетку прямо на лезвие, которое мгновенно разрезает ее на две половины, и одна из них шлепается ему на лицо. Те полсекунды, когда он непроизвольно прикрывает глаза, я использую, чтобы броситься на него с ножом.
Он прекрасно знает, как я дерусь. Знает, что я всегда мечу в сердце, – именно поэтому теперь я выбираю другую тактику, ведь он наверняка сосредоточил там свою Защиту. Я наношу удар снизу и вгоняю целый фут стали ему в пах, а сквозь него в бедренный сустав.
Рукоятка вибрирует у меня в ладони, когда клинок скребет кость. Берн резко выдыхает, а затем издает короткий тихий стон, словно любовник в постели. Я втыкаю нож еще глубже в сустав. Его невероятно сильные мышцы сокращаются вокруг раны, чтобы помешать продвижению ножа внутрь, но я изо всех сил налегаю на рукоятку и жму. Лезвие ломается, и я остаюсь с бесполезным огрызком стали в руке.
Побледнев как смерть, он смотрит на меня с изумлением: не может поверить, что я сумел так серьезно ранить его.
Я отбрасываю от себя рукоять с обломком лезвия, нашариваю в тунике другой боевой нож и еще один, метательный, в ножнах между лопатками.
И тут мне в голову летит Косаль.
Я отскакиваю в сторону, но, уже падая, чувствую удар по сапогу: половина каблука, а с ним и изрядный кусок моей собственной пятки отрезаны всего за долю секунды. Я судорожно встаю, а Берн уже надвигается на меня, на каждом шагу рыча от боли.
Я не верю своим глазам – он стоит, идет, а потом еще и переходит на бег…
Остается только броситься на землю и кувырком откатиться в сторону. Господи, господи, ведь это был мой коронный удар. Любой нормальный человек уже умер бы от одной боли, и все закончилось бы…
– Беги, Кейн, – хрипит он, почти потеряв голос от мучительной боли. – Мне еще хватит сил догнать тебя. И убить. Так что давай беги.
И я ему верю. Несмотря на нож, застрявший у него в костях и при каждом движении кромсающий хрящевую ткань сустава, причиняя при этом не знаю какую боль, он даже не сбавил шага.
Значит, встречи лицом к лицу не миновать.
Я жду его, не сходя с места.
Косаль очень тяжел, и даже волшебная мускулатура Берна не в состоянии полностью компенсировать это; замахиваясь таким мечом, человек невольно смещает центр тяжести, и это не зависит от того, силен он физически или нет. Поэтому Берн не делает выпад вперед на этот раз – хотя, может быть, нож в суставе все же мешает ему.
Вместо этого он скользящим движением выдвигает одну ногу вперед и, не отклоняя корпуса от вертикали, рисует мечом в воздухе полукруг.
– Та боевая девка, подружка Паллас, – начинает он, всеми силами стараясь сохранять небрежный тон, – дралась лучше, чем ты.
Я пожимаю плечами:
– Она одна стоила нас двоих, Берн.
– К тому же хорошенькая была. Ты как, успел ее трахнуть?
Пусть кретин думает, что его уловка сработала: я возмущенно повышаю голос:
– Ты, сукин сын, как ты…