Герои умирают

– По-моему, мы видели достаточно, – сказал один.

– Это все ложь! – в отчаянии рычал Кольберг. – Я вам клянусь: ложь! У него нет доказательств, свидетельств нет!

Второй полицейский схватил его за запястье:

– Вы отозвали Паллас Рил на глазах большого числа местных жителей; разоблачение Актера в глазах местных приравнивается к преднамеренному разрушению актерской карьеры. Вы арестованы.

Кольберг вырвался, одним прыжком подскочил к пульту и включил микрофон.

– Майклсон! – взвыл он, и от его голоса завибрировали все динамики в комнате: Кейн был еще онлайн, хотя и лежал уже в куче тел на вершине платформы Трансфера. – Ты заплатишь за это жизнью! Слышишь, ты, жизнью!

Когда соцполы наконец оттащили его от микрофона и поволокли прочь, он услышал ответ Кейна – последние, сказанные шепотом фразы его внутреннего монолога:

Ага. И скорее, чем ты думаешь.

30

Резкий, беспощадный свет софитов по периметру площадки на Трансферной платформе зажигает радужное сияние вокруг львиной гривы Ма’элКота. Против яркого света я вижу только его силуэт, лицо скрыто в тени, и слава богу: хватит с меня того беспримесного ужаса, которым напоен его голос, когда он смотрит на бесконечные ряды безликих индукционных шлемов над неподвижными телами зомби, которыми огромный зал наполнен от подножия зиккурата и почти до самого потолка.

– Твой мир, – потрясенно шепчет он. – О боги Мои, ты втащил Меня в свой кошмарный мир…

То, что он выбрал именно эти слова, – не случайность, не инстинктивный человеческий страх перед чужим, не беспомощный ужас простодушного дикаря и даже не отвращение к незнакомому.

Нет, его душит именно знакомость всего, что он видит.

Он произносит эти слова по-английски.

Его могучий мозг адаптируется к воспоминаниям Ламорака – Карла, обрабатывает их и понимает, что мир, откуда он пришел, – Надземный мир – жестокий, непредсказуемый, полный опасностей и боли, есть не что иное, как рай, долгожданная мечта вот этого мира, в котором он отныне обречен прозябать.

Я притащил его следом за собой в ад.

Мне трудно даже представить весь ужас, который он сейчас испытывает, да мне, впрочем, все равно.

Косаль, который стих, видимо, навсегда, все еще торчит у меня из живота. Труп Берна лежит на платформе, под моими ногами.

Я победил.

Он опускает могучую голову и смотрит на меня, на нас:

– Ты уничтожил меня. Почему, Кейн? – Его голос дрожит от горя. – Почему ты сделал это со мной?

Я пожимаю плечами. Больно.

– Просто тебе не повезло – ты оказался врагом Паллас Рил.

Вдруг наверху, в дальнем конце зала, хлопает дверь. Через всю Кавею ко мне мчится аварийная бригада, значит кому-то из технарей там, наверху, хватило ума вызвать медиков.

Теплый соленый дождь капает мне на лицо: это слезы Шанны.

– Держись, – просит она. – Не умирай. Пожалуйста.

Я хочу стиснуть ее руку, но тьма снова обступает меня со всех сторон.

– Не уходи.

– Я буду с тобой. Клянусь.

Голос Ма’элКота звучит потерянно, беспомощно, и он вдруг кажется мне таким юным.

– А что дальше? Что теперь будет со мной?

Я не отвечаю, пусть другие решают.

Наверное, я еще в Сети; никто не додумался прервать трансляцию. И вы все погружаетесь со мной в ночь.

Шанна склоняется ко мне, и ее теплая щека прижимается к моей, холодной. Она шепчет мне в ухо:

– Держись, Кейн.

– К черту Кейна, – говорю я, превозмогая боль, и разгоняю мглу, чтобы успеть сказать последнюю, финальную реплику. – Забудь этого засранца. Зови меня Хари.

Ночь, сомкнувшаяся вокруг меня, медленно поворачивает к утру, и я, шажок за шажком, начинаю новый путь к свету.

Эпилог

Настал день, когда Хари проснулся и обнаружил, что возле его кровати сидит Шанна.

Лежа на гелевой подушке, он долго любовался ею из-под полуопущенных век – привыкал.

Шанна смотрела в окно, на облака, на океан, от которого их отделял целый город медийных вагончиков – они буквально окружили госпиталь, словно осадные машины армии Надземного мира. Шанна похудела: щеки впали, под глазами залегли темные круги, левая рука по-прежнему висела вдоль бока, и Хари подумал, что никогда в жизни он не видел никого красивее.

Но он молчал, боясь разрушить очарование момента.

Вдруг она закашлялась – кашель был клокочущий, мокрый – и, видимо, почувствовала взгляд Хари. Улыбнулась, коснулась грудной клетки там, где ее пробила арбалетная стрела.

– Пневмония, – сказала она, словно извиняясь.

Он ответил несмелой улыбкой:

– Ага, у меня тоже – только я здесь ее подхватил, наверное.

– Я… э-э-э… Как… как ты себя чувствуешь? Я про…

И она кивнула на громоздкий стальной каркас аппарата MRNS, который скрывал его тело от нижнего края грудной клетки до бедер. Смотреть на него впрямую ей, видимо, не хотелось.

Хари пожал плечами и хлопнул по стальному боку рукой:

– Не знаю. Неплохо, наверное. Врачи говорят, что через пару недель я снова буду чувствовать ноги. Тогда они соорудят мне компьютерный обходной канал, и через год я начну ходить, просто шевеля пальцами ног или что-то вроде, даже если регенерации не случится…

Он сделал глубокий вдох, потом выдох – собирался с духом.