Герои умирают

– Что? – выкрикнул Артуро Кольберг резко, как кнутом щелкнул. – Ублюдок! – продолжал яриться он. – Отродье трудящегося быдла! Да как он посмел! – Вскочив с кресла, Администратор яростно грозил кулаком экрану. – Ах ты, кусок дерьма! Да это же прямой эфир!

Технари таращились на него во все глаза: на пот, который струйками стекал по его лицу, на пену, которая выступила в уголках его словно прорезиненных губ. Оцифрованный голос за его спиной проговорил:

– Что вас так расстроило, Администратор?

– Я… э-э-э… я… э-э-э… ничего…

Хоть бы этот звон в голове прекратился и дал ему подумать. Что еще может сказать этот подлец Майклсон, что не запрещено условиями контракта, – о господи, ведь Совет управляющих тоже смотрит это сейчас онлайн, – что он еще такого может ляпнуть, что замарает Студию?

Мурашки волнами пошли у него по коже, его затрясло, лицевые мышцы задергались. Он смотрел на ярко-красную кнопку экстренного отзыва так, словно это было дуло заряженного пистолета, нацеленного ему в лоб.

28

Паллас смотрела на меня сверху, из сгущающейся тьмы:

– Да, Кейн. Я знаю.

Мир вокруг моргнул, – наверное, это я отключился на мгновение. Мы все еще здесь, на арене.

Не сработало.

Я прошел такой путь… отдал свою жизнь…

И не сработало.

Наверное, зря я положился на слово этого червя Кольберга. Надо было знать, что он его не сдержит.

Мне становится холодно, по-настоящему холодно, для этого времени года в Анхане даже чересчур. Я предпринимаю вторую попытку, ищу слова, которые вернут нас домой.

– Ему пришлось, – с трудом выговариваю я. – Ему приказали… контракт, его контракт…

– Ш-ш-ш… – говорит она и нежно гладит мне волосы. – Все в порядке. Ш-ш-ш…

– Ничего не в порядке, это…

Темнота.

Я снова выплываю на свет.

Все еще на арене.

Надо, наверное, бросать.

Если бы кто-нибудь спросил у меня, как я хочу умереть, то я бы ответил: вот именно так, головой на ее коленях и чтобы ее рука ласкала мне волосы.

И все же что-то здесь происходит.

Вокруг все как-то подозрительно стихло, и мне начинает казаться, что на нас навели свет софитов. Оказывается, здесь Ламорак, прямо рядом с Паллас. Это Ма’элКот свел нас троих вместе. А вон и он сам: обращается к зрителям на трибунах… Слышны раскаты его прекрасного голоса, такие гладкие, успокоительные…

Снова темнота, а когда свет возвращается, он уже стоит рядом со мной, так близко, что я могу его коснуться. Голос у него теплый и ласковый, и он говорит мне, чтобы я расслабился, что страшно не будет.

Он умолкает. Взгляд становится далеким, как будто между нами не меньше тысячи миль.

Заклинание!

Я вспоминаю… вспоминаю Заклинание.

Вместе с ним ко мне возвращается сила.

Сами расслабляйтесь.

А я не сдамся.

Ни за что.

Я поворачиваю голову и начинаю вглядываться в сумрак:

– Ламорак… Ламорак…

Паллас наклоняется надо мной – ну прямо ангел из сказки.

– Тише, Кейн, я все знаю. Все в порядке.

– Нет…

Я собираюсь с силами, сосредоточиваюсь. Проверяю, могу ли я двигать руками: если сконцентрироваться на движении, то могу. Движение не должно быть сильным, главное, чтобы оно было неожиданным и точным…

– Ламорак… Ламорак, прошу тебя, мне надо тебе сказать…

Из темноты выплывает его избитое лицо; я шепчу какую-то чушь, главное, чтобы он наклонился ко мне. Ниже, еще ниже. Ну давай, гаденыш, давай…

– Ламорак… не Железная комната… не Театр Истины… ты должен позаботиться о Паллас…

– Хорошо, Кейн, – говорит он. – Я позабочусь, обещаю.

– Обещаешь, да? – Выброс адреналина очищает мне зрение и даже придает силы рукам. – А как ты сдержишь свое обещание без башки?

Он удивленно таращится на меня, а я одной рукой хватаюсь за торчащую надо мной рукоять Косаля, чтобы активировать его визгливую магию, а другой вцепляюсь в длинные блондинистые волосы Ламорака и подтягиваю его шею к мечу.

Вжик – и его голова отделяется от тела легко, как листок из блокнота.

Кровь хлещет фонтаном; колени Паллас подо мной вздрагивают, и я слышу ее крик; губы Ламорака беззвучно шевелятся; его глаза с ужасом пялятся на меня – его мозг еще жив.

Я швыряю его голову Ма’элКоту, словно мяч.

Тот машинально ловит ее, вздрагивает всем телом, глаза расширяются, крик отчаяния рвется с губ.

Но это отчаяние не самого Ма’элКота, а Ламорака.

– Мое имя, – задыхаясь, выпаливает он, глядя вперед невидящими глазами, – мое имя Карл Шанкс, мое имя Карл Шанкс! Я Ламорак…

– Ламорак, – рычу я, собирая оставшиеся силы, – кто приказал тебе выдать Паллас Рил?

– Кольберг, – отвечает он рассеянно, но четко. – Председатель Студии Администратор Кольберг…

Его слова еще не успевают отзвучать, как люди и предметы вокруг меня приобретают радужные светящиеся контуры.

За полсекунды до возврата я вытягиваю руку…

И вцепляюсь в руку Ма’элКота.

29

Кулак Кольберга с яростью обрушился на кнопку отзыва – раз, другой, третий. Каждый удар сопровождался отчаянным: «Нет! Нет! Нет!» – он бил по кнопке и бил, пока не разбил кулак в кровь, а на нейтральной белизне стен в комнате техподдержки не показались яркие брызги.

Техники сжались в углу и смотрели на него с ужасом. Двое соцполов отзеркалили друг друга невидимыми из-за шлемов взглядами.