– Сострадание достойно восхищения, когда его проявляют смертные, – начал он почти добродушно, но тут в его голосе прорезалась острая нота отвращения. – Но для божества это порок.
Она молчала.
Он оглянулся, поджав губы, обозрел сначала кровопролитие на арене, а затем трибуны, где напуганные мужчины и женщины уже поднимали голову и со страхом ждали, что будет дальше. Он посмотрел вверх, где уже очищалось небо и солнце лило на землю свой свет.
– Это была всего лишь задержка, – сказал он. – А теперь, когда вставной номер окончен, основной сюжет продолжится без изменений.
И он, напевая вполголоса, рассеянно пробормотал:
– Так, а где же Кейн?
Она увидела его первым: он лежал, изогнув спину, поверх другого тела, которое могло принадлежать только Берну. Двойной ширины меч торчал из живота Кейна, словно Экскалибур – из камня.
Ей показалось, будто меч вошел в ее нутро, прошив его насквозь, и дыхание оставило ее.
Ма’элКот проследил ее взгляд и удовлетворенно заметил:
– Ага, он еще жив. Прекрасно.
Сквозь слезы, застилавшие взор, она разглядела: рукоятка Косаля едва заметно колебалась – вверх и назад, затем снова вниз. Ритм был рваный, но он означал, что Хари еще дышит.
Хватка Ма’элКота оказалась на удивление нежной, пока он тащил ее за собой через арену туда, где лежал Кейн. Полуденное солнце грело ей кожу, мокрую от речной воды. Ма’элКот швырнул ее на песок рядом с трупами.
Глаза Хари открылись. Он увидел ее.
– Паллас… – прошептал он еле слышно. – Темно… холодно…
Его рука дрогнула, на миг оторвалась от песка, но бессильно упала снова.
– Возьми… мою руку…
Паллас не заставила просить себя дважды; сев на пятки, она положила его драгоценную голову себе на колени:
– Я здесь, Кейн. Я тебя не оставлю.
Ее слезы высохли; они и пришли, только когда она поняла, что он еще жив и что она хотя бы сможет попрощаться с ним. Теперь, сидя на песке и чувствуя, как его мокрые волосы холодят ее голые бедра, она не испытывала ни отчаяния, ни горя, а лишь глубокую, ровную печаль.
Сколько уже раз за свою карьеру она была здесь, скольких умирающих держала за руку и каждый раз испытывала лишь одно – острое сожаление оттого, что еще одна незаменимая, неповторимая жизнь вот-вот прервется и мир станет меньше и беднее без нее.
«А я-то считала его неубиваемым, – думала она, нежно поглаживая его бороду, – да и все остальные тоже. Но куда бы он ни отправился сейчас, я скоро последую туда за ним. Прости меня, Хари, – продолжала она свою мысль, – будь я такой же сильной, как ты, мы бы не были сейчас здесь и не ждали бы скорой смерти».
– Аххх, – судорожно вздохнул над ней Ма’элКот.
Его вздох очень напоминал всхлип. Она подняла голову. Его лицо, с отметинами, которые оставил на нем Чамбарайя, со скошенным набок, разбитым носом, из которого на бороду стекала кровь, было искажено горем.
– О Берн, – прошептал он. – Милое Мое Дитя, ты заслуживал лучшего.
Он ощутил ее взгляд, мгновенно вернул себе самообладание и распрямился в полный рост.
– Итак. – Он медленно описал круг, в центре которого были Паллас и Кейн, сжимая и разжимая кулаки. – Итак, – повторил он. – Теперь Я наконец узнаю…
Он закрыл глаза.
– Тайну Кейна, – тихо прошептал он. – Я узнаю, чем ты держал Меня все эти дни. Когда Я тянул тебя сюда, ты обратил против Меня Мою силу и ею же сковал Мне руки. Но теперь пришел наконец Мой черед, теперь ты полностью в Моих руках, и Я познаю тебя, как познал всех гнусных Актири до тебя. Я протяну Мою силу, и войду в твой гаснущий разум, и возьму твой след, как гончая, которая чует запах в дуновении ветра. Я прочту твою память, как книгу. Я отведаю каждую частицу тебя. Я узнаю правду, и правда разобьет твою хватку навеки. И Я стану свободным.
– Ллл… – силился выговорить Хари, и жилы напряглись на его шее.
Ма’элКот сделал к нему шаг и наклонился, желая расслышать, что тот скажет.
– Да?
– Ллл… Ллламорак…
– Мм… да, – сказал он, выпрямляясь. – Ты прав. Спасибо, что напомнил. Ламорак – один из вас, грязных Актири, прочесть его память будет очень поучительно. – Он окинул взглядом арену и жизнерадостно сказал: – Ну и куда он у нас запропастился?
Император зашагал прочь, переступая через мертвых и стонущих раненых. Офицер с копьем, который каким-то чудом сумел удержаться в седле среди общего разгрома, подскакал к нему и спросил приказа – что ответил ему Ма’элКот, Паллас не расслышала. Офицер повез приказ своим людям. Ворота, ведущие на арену, вновь открылись, сквозь них уже маршировала колонна пехотинцев с пиками и арбалетами. Копьеносец передал приказ Императора и им. Солдаты рассыпались по арене, где стали помогать раненым, а также вошли на трибуны, чтобы разоружить деморализованных дерущихся и успокоить горожан.
Спина Хари опять выгнулась, глаза закатились, и он с усилием выдавил еще несколько слов.
– Ламорак, – произнес он четко и ясно, – сдал тебя Серым Котам.
27