Гибель Царьграда

В нескольких шагах уже ничего нельзя было толком разобрать из-за пришедшего со стороны Золотого Рога тумана, скрывшего и сам Золотой Рог, и землю, и лежащих на ней людей. Только часть городской, спускающейся к заливу стены, невидимая ночью, теперь выступала из белёсого моря тёмной окаменевшей волной в двух полётах стрелы впереди. Стена казалась безлюдной: утонувший в тумане штурм кипел значительно правее — в долине реки Ликос и у главных городских ворот. Было слышно, как рокочет там неутомимый людской прибой и изредка бьют, сотрясая землю, страшные султанские пушки.

Около погасшего костра лежало нескольких раненых. Один из них в тревоге приподнял обмотанную грязной тряпицей голову и, встретившись взглядом с Янушем, изобразил на лице некое подобие улыбки. Другие так и остались недвижимы. И ни дервиша Омара, ни его помощников.

Вдруг чьи-то едва различимые в белом мареве тени — до юноши долетели неразборчивые обрывки команд, бряцанье оружия и шум от движения большого числа людей — стремительно проследовали к темнеющей впереди стене. Кто это: свои или чужие, понять было невозможно, но двигались они со стороны лагеря. Юноша благоразумно решил не окликать их, а раненый тут же уронил голову, притворившись мёртвым.

Предчувствуя недоброе, Януш бросился к лагерю и так разогнался, что на скользкой от росы траве буквально выкатился под сабли дюжих анатолийцев — он узнал их по красным, повязанным вокруг остроконечных шлемов тюрбанам и круглым железным щитам.

Взопревшие от бега, с перекошенными от ярости лицами, анатолийцы неминуемо изрубили бы Януша, если бы он не успел прокричать им, что свой. Один из солдат, почти по глаза заросший чёрным волосом, больно схватил его за плечо.

— Где они? Ты видел гяуров, парень?

Мгновенно догадавшись, кто только что прошёл мимо него в тумане, Януш махнул рукой в направлении стены. Турок хищно оскалился и, оттолкнув его, побежал дальше. За ним, обдавая юношу тяжёлым запахом пота, загромыхали остальные. Их было орты четыре, не меньше.

Януш уже не сомневался, чей крик прервал его сон и что произошло в лагере. Он ускорил свой шаг и внезапно увидел того, кого искал...

Дервиш Омар лежал на боку, пронзённый копьём. Рядом с обращённой наружу ладонью опрокинутый медный кувшин и чашка — та самая, из которой он поил ночью Януша. Тонкие навсегда разжатые смертью пальцы.

Мир вдруг остановился и замер. Противно зазвенело в ушах.

Рядом толпились какие-то воины, кажется, были ещё убитые, но Януш уже ничего не видел, кроме распростёртого на земле тела своего учителя.

— Что?! Что здесь случилось?!!! — почти зарычал он от отчаянья, падая на колени перед дервишем, хотя и сам уже понял всё. Слёзы застлали глаза.

«Что же ты наделал, баба? Зачем ты закричал? Ведь ты мог бы промолчать, и твои убийцы прошли бы мимо?» — мысленно вопрошал он, вглядываясь в белое почти сливающееся с туманом и удивительно покойное лицо дервиша.

«Треснул кувшин и вытекла из него вода, и, как ни пытайся, уже никогда не собрать её. Так и жизнь человеческая неповторима и невозвратна, как та вода», — сказал им когда-то их мудрый учитель.

Неповторима и невозвратна. Теперь Януш понял это со всей отчётливостью.

— Кто он тебе, парень, что ты так убиваешься над ним?

До юноши наконец дошло, что этот сочувственный голос обращается именно к нему. Ответил, не поднимая головы:

— Учитель...

— Хороший человек был твой учитель. Если бы не он — гяуры застали бы нас врасплох. Они выскочили на нас из тумана, когда мы выдвигались к городу. Человек сто или даже двести...

— Он же лечил нас... Кто же теперь позаботиться о нас? — растерянно вторил ему другой.

— Подлые греки, проклятые греки! — вскричал третий. — С каким бы удовольствием я бы намотал на кулак их кишки...

Эти слова мгновенно высушили слёзы в глазах янычара.

«Да-да — выпустить кишки. Всем без исключения! Догнать и отомстить! Немедленно отомстить! — застучало в голове. — Они ещё не успели далеко уйти...»

Не думая больше ни о чём, кроме мести, он бросился в погоню. Направление — зажатая между двумя сторожевыми башнями городская стена около Золотого Рога. Именно туда стремились греки и преследовавшие их анатолийцы.

Ярость предала сил, и он сам не заметил, как оказался среди мёртвых, в основном башибузуков, павших во время ночного штурма. Глядя на их тела, на разбросанное повсюду оружие, он вдруг подумал, что одной сабли, пожалуй, будет маловато для полноценной мести.

У одного из мертвецов — красивого и ещё не обезображенного смертью юноши — Януш забрал ятаган, сразу привычной тяжестью нагрузивший руку, у другого — сайдак со снаряженным луком и стрелкам.

О, теперь он был готов убивать: резать проклятых греков, как овец, поражать их стрелами, душить голыми руками!

Так, с двумя обнажёнными клинками и луком за спиной, он выскочил из тумана на уже знакомый ему отряд анатолийцев. Солдаты растерянно топтались около городского рва и, несмотря на переброшенные через него палисады и осадные лестницы, оставшиеся ещё после ночного штурма, явно не торопились перебираться на другую сторону.