Гнев Бога

Где-то рядом от мощного удара, с треском распахнулась дверь, и прозвучал громовой голос:

– Знамение от диавола!

Каиафа стремительно, с развевающимися за спиной одеждами промчался по залу, налетел на Савла, который вставал с пола, и нанёс ему удар кулаком по голове. Савл опять кувыркнулся под ноги фарисеев и упрямо пробормотал:

– Ну, и буду говорить отсюда.

Анна в смятённо состоянии духа быстро отступил к толу, дрожащей рукой открыл маленький ларец, выхватил из глубины его скатанные в трубочки листы папируса, потряс ими в воздухе.

– Это что? Диавол проклятый. Не ты ли мне писал из Галилеи, где тебя – вот ведь досада – не смогли прибить лжеМессии. – Он раскатал один свиток, поднёс его к глазам и, кривя лицо язвительной гримасой, смеясь, прочитал: – «Вот я, великий и талантливый фарисей Савл…– Тьфу! -…пишу тебе о диаволе, которого здесь называю Мессия. Видел я его шабаш с бесами, но не убоялся, подошёл к нему и, сказав строго: «Изыди под землю», трижды махнул на него перстом. И он, скрипя зубами в десять локтей, упал на колени передо мной и молил о пощаде, но я бросил в диавола силу небесную, и он сгинул.

Савл, продолжая лежать на полу, запальчиво ответил:

– Это рука диавола меня направляла, чтобы я погубил Мессию.

Анна и Каиафа, разразившись проклятиями, бросились на фарисея, но тот, быстро работая локтями и коленами, уполз под ноги сидящих на лавках собратьев и упрямо повторил:

– Было мне знамение от Бога, и я сказал: Мессия.

Разъярённый Анна повернулся к Зосиме.

– Решайте сами: что делать с этим предателем. Если побить камнями, то мы с Каиафой согласны.

Первосвященник, сильно опираясь рукой на плечо слуги, с мучительным стоном трудно сказал, делая слабые знаки:

– Нет – нет, Анна и вы, фарисеи, я болен. У меня в голове путаются мысли. Я, пожалуй, пойду, прилягу. А вы здесь сами…

И он быстро, опережая слугу, выскочил за дверь. Анна последовал за ним, догнал его в глубине парка, с ехидцей в голосе воскликнул:

– Вижу, племянник, ты решил отсидеться на вилле и остаться ни при чём!

Каиафа покосился на дядю и, комкая губы, шумно втянул носом пряный кедровый запах, показал пальцем на виллу.

– Там полно шпионов прокуратора и шпионов народа. Я между двух огней.

– Ага, ты хочешь угодить Понтию и понравиться нам, потому и фарисеев пригласил, чтобы они сказали о тебе народ: честный муж.

– Да, – спокойно ответил Каиафа. – Я не собираюсь так легко терять свой сан, как ты.

– Но ведь в городе все ждут Иешуа Мессию. Может вспыхнуть кровавый бунт, и тогда ты всё равно пострадаешь.

– Нет. Я подкупил Кассия. Он идёт ко мне с Иешуа, сыном Иосифа. Об этом сказал мне его слуга.

– И ты думаешь, что римлянин будет тебе верен?

Каиафа пренебрежительно махнул рукой.

– Они продажные мерзавцы. И ради золота пойдут на что угодно. Но я не боюсь доноса. Я чист перед Римом.

– А что ты хочешь от Иешуа?

– Он должен заткнуться и заткнуть пасть народу или я его убью руками римлян. Ведь он Мессия!

Каиафа вдруг насторожился и, глядя в бок, тихо сказал:

– Не могу понять: почему прокуратор так долго терпит этого опасного Мессию и так легко и быстро перебил менее известных Мессий. Здесь какая-то тайна… Вот и крючок, на который можно подцепить жестокого Понтия.

В глубине парка за стройными стволами деревьев находилась круглая, высокая беседка, увитая вечно зелёной травой и цветами. Рядом с беседкой стоял римлянин. На нём была туника до колен, а на плечах висел длинный плащ. Так одевались палестинские греки.

Каиафа, заметя Кассия, жестом остановил Анну и сказал:

– Вернись в дом и проследи, чтобы ни один фарисей не вышел в парк.

Он внимательно осмотрел чистый кедровый лес и быстрым шагом направился к беседке, хмурясь и злясь на то, что шёл навстречу с каким-то ненормальным иудеем из Галилеи. Он – Каиафа – из царского рода Маккавеев и сам царь и владыка огромного народа, который густо расселился оп странам греческого Востока, и вынужден говорить с плотником!

Ещё не видя и не зная Иешуа, первосвященник люто возненавидел его. Каиафа едва ли не бегом вошёл в беседку, увидел перед собой невысокого иудея с простым некрасивым лицом – и сделал разочарованный жест.

Он был удивлён, что люди могли поверить словам этого уродца. Ведь падки на красоту, а не на слова, которые можно повернуть так и этак и к тому же легко забыть их. Но главное – и это было известно всем иудеям – красивый человек находился ближе к Богу, который отметил его уже в утробе матери.

Учитель, не зная,кто стоял перед ним, сказал:

– Привет тебе, брат.

Каиафа, изумлённый этим обращением, которое уравнивало его – царя! – с плотником, в ярости крикнул:

– Какой я тебе брат! Я первосвященник Каиафа.

Он повернулся к Иешуа боком, не желая смотреть на него и тем более сидеть рядом с ним, брезгливо кривя лицом, заговорил:

– Я не могу запретить тебе, Иешуа, войти в Храм, в город, но я запрещаю тебе возмущать народ лживыми словами о добре и милосердии. Понял ли ты меня, Иешуа?

– Да, Каиафа,