Гнев Бога

Царь и сотник едва держались в сёдлах. А Латуш, как всегда, бодрый и весёлый, войдя на террасу дворца, бросился на ложе и с аппетитом принялся за еду.

Филон Александрийский проснулся и, потягиваясь, зевая, сказал астрологу:

– Латуш, а расскажи-ка мне о Валтасаре Вавилонском. И про тот день, когда на пиру вошли в зал руки и написали на стене огненные слова «Мене, текел, фарес».

Латуш оторвался от бараньего бока и. запивая куски мяса вином, искоса глянул на Святое Писание, которое взял в руки Филон, и равнодушно ответил:

– У этих трёх слов есть много значений, кроме этого: исчислил, взвесил, разделил. Вот ещё одно, довольно странное «Ты пришёл, ты не нужен, уходи».

Латущ задумчиво посмотрел в сторону Капернаума.

Глава сорок четвёртая

Когда Иешуа появился в Капернауме, то книжники и фарисеи, желая посмеяться над учителем при людях, которые шли за ним и называли его «Мессия», показали ему двух иудеев.

– Вот праведник. Он ежедневно делает 20 000 поклонов. А этот – может по неделе стоять на коленах. Кто из них праведней и ближе к Богу.

И уже открыли рты, чтобы расхохотаться, но учитель, не останавливая шаг, сурово ответил:

– Оба грешники.

И прошёл к тому дому, куда его пригласил хозяин.

Книжники и фарисеи, постояв с открытыми напряжённо ртами несколько секунд, помчались за Иешуа, требуя, чтобы учитель объяснил, почему он так позорил живущих Богом людей? Иешуа обернулся и спросил «поклонника»:

– Что сделал ты для Бога?

– Я бил поклоны.

– И ты думаешь, человек, что у Бога есть время стоять над тобой и считать твои поклоны?

Народ начал смеяться. Фарисеи и книжники потупились, бормоча:

– Богохульник. Таких людей, объятых бесами, ещё не бывало.

Иешуа подошёл к воротам, но они были закрыты. Хозяин испугался фарисеев и не пустил на порог учителя, однако полный любопытства, осторожно выглядывал из окна. Иешуа, видя его, сказал:

– Илия, ты много раз мне говорил, что презираешь рабов, мол, не люди они для тебя, а скоты. А ведь скотина, при виде начальника или фарисея, не будет отворачиваться от нищего человека. А ты, неужели, ставишь себя ниже бессловесной твари?

Илия не смог побороть страх и отступил в глубину комнаты, крикнул оттуда:

– Вот ты пришёл и ушёл, а у меня семья! Фарисеи припомнят!

– Да, припомнят, Илия. Только в Царствие Божие с рабской душой не войдёшь. Не вера у тебя, а лукавство.

Иешуа пригласили в другой дом

Люди заполнили комнаты, встали вокруг учителя. И он, не приседая, не прося воды, хотя изнывал от жажды и усталости, заговорил о праведной жизни. Книжники и фарисеи торопливо раскатали свитки с текстами Мишны, Гемара и, не найдя в них того, что проповедовал учитель, в ярости завопили:

– Кто тебе дал право говорить от себя?!

– Он – Мессия. И говорит от Бога, – сказали ученики.

Но фарисеи, глумливо смеясь, ответили:

– Он плотник и сын плотника, родился в Назарете, в земле Галилея. А Мессия должен прийти из земли Иудея по Писанию.

Молва о Иешуа быстро разошлась не только по землям царей Филиппа, Антипатра, но и по земле Иудеи. Мессий в то время было много, но только этот вёл себя и говорил не так, как другие.

Люди, не умея передать его слова, а чаще – не помня, тем не менее, восхищённо охали и на расспросы отвечали:

– Сладкий он. И точно Мессия, какой может во сне прийти.

Внезапная слава не радовала и не тяготила Иешуа, но всё более отдаляла его от людей. Он страдал от одиночества. И это несмотря на то, что он постоянно был окружён людьми, учениками, был любим. Его нежная душа тянулась к детям. Едва они появлялись в поле зрения Иешуа, как он тотчас умолкал и следил за ними, а чаще сам шёл на их поиски с теми сладкими гостинцами, которые давали ему женщины, зная, что они нужны учителю в виде подарков детям. Женщины, наблюдая поведение Иешуа, понимающе качали головами.

– Не любила его мать. Вот и уходит в детство наш Мессия.

Они по-своему разумению, соглашаясь с тем, что Иешуа Сын Человеческий, видели в нём всегда мужчину, жалели его, говоря, что, мол, пора бы ему обзавестись семьёй – ведь душа страдала.

Однажды он покинул дом, где проповедовал слово Божье и вышел на улицу с опущенной головой и дрожащими от усталости руками. Вдруг перед ним полукругом встали его братья с перекошенными злостью лицами. Братья, всегда презиравшие Иешуа в детстве за его мягкость, незлобивость, добродушие, за неумение постоять за себя, за глупую правдивость, уверенные в том, что их старший брат был ниже их по уму и талантам, над которым они так весело глумились, кажется, ещё недавно. Теперь, слыша о нём восхищённые слова людей, видя преклонение иудеев перед Иешуа, страдали и мучились от того, что он стал великим. А его слова не доходили до их сознания – так велико было презрение братьев к учителю. Они не могли понять, чем прельщал Иешуа людей. И не хотели понять.

Иаков, уже тогда истязавший свою плоть постами, набивший на коленах мозоли от ночных бдений, раскинул руки перед Иешуа, желая удержать его. Тот, быстро скользнув по братьям усталым взглядом, хотел уйти.

– Стой, дай нам ответ: почему ты ходишь? Почему говоришь?