Гнев Бога

И это обращение тоже не понравилось первосвященнику. Но он довольный тем, что учитель, убоявшись его грозного вида и резких слов, подошёл к Иешуа и отеческим жестом возложил ему на голову руку, укрощая себя, добродушно сказал:

– Я говорю часто с Богом. И вот его слова: успокой народ, Иешуа, иначе он будет перебит римлянами.

На это учитель ответил:

– Мои слова, Каиафа, не возмущают народ.

Изумлённый первосвященник отступил назад и всплеснул руками.

– А что же они творят?!

– Мир, спокойствие, любовь.

– А известно ли тебе, лжемессия…

– Остановись, Каиафа, – строго глянув в глаза владыке, перебил его Иешуа. – Я не Мессия.

– Известно ли тебе, человек, что два дня назад толпа черни с твоим именем на устах забросала камнями римских солдат. И солдаты вошли в город и перебили сотни и сотни людей.

– Да, я знаю об этом, – с глубоким вздохом ответил учитель, но иудеи поступили так потому, что не ведали моих слов.

Каиафа пренебрежительно махнул рукой.

– Твои слова – это бунт. Они возмутили всю Галилею. Люди не хотят платить налоги Риму, бросают дома и землю. Мерзавец, мне плевать на то, что ты не соблюдаешь субботу, пьянствуешь. Я готов отпустить тебе любые грехи, но ты посягаешь на мою власть!

Каиафа, сказав последнюю фразу, поперхнулся воздухом, багровея лицом, застонал от сознания того, что его благополучие зависело от поведения этого ничтожества. От страшного унижения первосвященник ослабел ногами и торопливо сжал стойку беседки. По его щекам скатились крупные капли слёз.

– Ты должен молчать, а за это я дам тебе славу – если не можешь без неё – и деньги. Проси.

– Отпусти меня, Каиафа, – тихо ответил учитель, виновато глядя себе под ноги.

Он видел и чутко ощущал душевную боль первосвященника и жалел его за его страдания и готов был сам заплакать – ведь перед ним стоял человек и брат.

Каиафа простёр к Иешуа умоляющим, отчаянным жестом руку и тут же с проклятьем на устах, похожем на рычание зверя, принял её назад и ненавидяще уставился на учителя.

– Ах ты, упрямец…вон ты какой…Будешь ли ты молчать, Иешуа, сын плотника?

Учитель, не поднимая взгляд, отрицательно качнул головой.

– Нет.

Каиафа глубокими вздохами успокоил себя и, обретя уверенность, жестоким голосом сказал:

– Ну, что ж… Я хотел миром всё покрыть, но ты – я вижу – упрям и глуп, как все иудеи. Идёшь к смерти. Иди.

И отвернулся, кликнул римлянина, и с размаху сел на лавку.

Каиафа был умнейшим человеком своего времени, но в эту минуту, оскорблённый ничтожным плотником, думал только о мести.

Когда в беседку вошёл Кассий, Каиафа указал ему на место против себя, растянул губы в милостивой улыбке и щёлкнул пальцами. За его спиной, раздвинув плотную травяную завесу, просунулся в беседку врач с ларцом в руках.

Первосвященник откинул крышку ларца, взял из него один из двух тяжёлых мешков.

– Вот тебе цена за Иешуа.

И видя, что римлянин уже поворачивался к выходу, остановил его, положив руку на второй мешок.

– Кассий, почему вы, римляне, так долго его терпите?

И он вынул мешок из ларца. Римлянин улыбнулся и сел на лавку.

– Я слушаю тебя, Каиафа.

– Известно ли тебе, кто этот человек?

–Да.

– Он чем-то приятен Понтию?

– Нет. Не больше, чем все остальные иудеи.

Первосвященник прикусил губу, недовольный такими уклончивыми ответами и, подавляя раздражение, протянул мешок римлянину.

– А теперь говори: кто такой Иешуа?

– Он сын коменданта крепости Антония Панферы.

– О!– вскрикнул Каиафа и торопливо спросил: – Признал ли Панфера его своим сыном?

– Пока нет. Но он любит его.

– И поэтому прокуратор не спешит схватить Иешуа?

– Нет, Понтий ищет причину, чтобы отмстить городу за прошлое оскорбление, когда ему пришлось убрать из Иерусалима статуи Цезаря.

– Значит, Иешуа для прокуратора всего лишь только причина для удара?

– Да, Каиафа, и если вы, иудеи, уберёте куда-нибудь своего Мессию, то… – Кассий нарочно затянул паузу.

Каиафа внимательно вгляделся в лицо римлянина. Можно ли верить его словам?

–…то прокуратор вынужден будет вернуть легион в Сирию.

Лицо первосвященника чуть дрогнуло в насмешливой улыбке. Он едва удержался от вопроса: «Всё ли ты сказал из тех слов, которые принёс ко мне по приказу прокуратора?»

Кивком головы, отпустив Кассия, и когда тот вышел, первосвященник шагнул за ним следом и долго с ненавистью смотрел ему в спину. Каиафа, как и всякий иудей, ненавидел римлян.

Со стороны виллы к Каиафе спешил Анна, взмахивая посохом и зло фыркая. Он подбежал к первосвященнику и радостно крикнул:

– Фарисеи приговорили Савла к побитию камнями!

Каиафа отрицательно покачал головой и в глубокой задумчивости, глядя себе под ноги, ответил:

– Нет. Анна. Его надо отпустить в народ. Пускай болтает, что хочет.

– Но он объявит Иешуа Мессией.

– И пускай объявит. И чем громче он будет говорить о Иешуа, тем быстрее тот окажется на римском кресте, а мы …– Каиафа, посмеиваясь, поднял руки и сделал традиционный жест, как если бы умывал их.

Глава сорок шестая

Иешуа решил вернуться на то место перед воротами города, где он оставил своих учеников, веря, что они ожидали его на солнцепёке.