Гнев Тиамат

Дуарте стал делать так почти сразу после того, как Джима увезли на Лаконию. Не совсем открытые сообщения, хотя были среди них и такие. Они передавались широким вещанием и принимались пассивно по старой и взломанной схеме шифровки. Кто угодно мог узнать, что в них, однако...

Гораздо важнее безопасности была подпись. Адрес. Лакония могла рассылать сообщение по всем системам сети врат, но только Наоми способна его просмотреть. Точнее, она и «Роси». Ещё точнее — любой, кто не поленился бы взломать старые коды «Роси».

Однако послание было личное, лишь для неё и Джима, ну, и ещё для любого высокопоставленного правительственного цензора из Лаконии. Она смутно помнила, что в древности на Земле у знати на свадебной ночи присутствовали свидетели, следившие, как совокупляются новобрачные. Примерно столь же достойно.

И всё-таки ничто ни под одним из солнц не помешало бы ей просмотреть это сообщение.

Сообщение началось с синего, похожего на крылья, герба Лаконийской империи, потом шел тональный сигнал, потом появился он. Джим смотрел в камеру с мягкой усмешкой, в которой не многие распознали бы раздражение. На нём была рубашка без воротника, волосы зачёсаны так, что заметно, как линия роста немного отступила назад. Средства против старения раздвинули продолжительность человеческой жизни почти вчетверо от тридцати-сорока лет, как в древние времена, однако жизненные передряги по-прежнему идут в счёт. А Джиму в жизни досталось больше страданий, чем он заслуживал.

Потом наигранная улыбка сменилась искренней, он улыбнулся по-настоящему, и десятилетия улетучились. Наоми услышала его раньше, чем он заговорил. В его глазах была смесь грусти и веселья, как у гостя на вечеринке, которая оказалась такой неудачной, что пошлость приобрела гротескную форму и от того снова стала немного забавной.

Она остановила запись, когда Джим собрался заговорить, чтобы провести одну секунду рядом с ним. Пусть даже с изображением. Потом набралась решимости и запустила воспроизведение.

— Привет, Костяшка. Прости, что на этот раз прошло столько времени, но тут было слегка напряжённо. Я думаю, ты слышала о смерти Авасаралы? На похороны во дворец съехалось много разных гостей.

Использование прозвища «Костяшка», которым Джим никогда не звал её, когда они были вместе — признак того, что он знает, за ней всё так же охотятся. Ещё Наоми услышала тень сарказма в том, как он говорил о гостях, но цензоры не услышали. В самом деле, непросто контролировать общение двух людей, которые близки так давно, как она и Джим. Их тайный язык для чиновников непроницаем, а что не видишь, тому и не помешать. Вот так теперь ей проходится жить.

— Рассказывать особо нечего. Ты знаешь, как это. Да, кстати, я познакомился с теми, кто будет проверять это сообщение перед отправкой. Привет, Марк. Привет, Каньо. Надеюсь, у вас, ребята, денёк тоже неплохой. А так, дела тут идут отлично. По вечерам иногда дождит, в Лаконии сейчас середина лета. Меня понемногу выпускают на воздух, и я навёрстываю упущенное в чтении. Марк и Каньо говорят, мне нельзя рассказывать, что именно я читаю, но всё же это приятно. Ещё я смотрю новостные ленты, и эти дела Дуарте... Они хотят, чтобы я называл его Первый консул Дуарте, но это как-то претенциозно. Но в общем, работа, которой он занимается, разбираясь с вратами и с тем, что случилось с создателями протомолекулы, очень впечатляет. По другим вопросам мы с ним не согласны, но тут он на своём месте. Насколько мне известно, конечно. Ну, будем надеяться...

И я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Передавай ребятам наилучшие пожелания, а я совсем скоро пришлю тебе новое сообщение — как только у Марка и Каньо появится окошко в расписании. Они неплохие парни. Тебе бы понравились. Люблю тебя.

Изображение сменилось синим экраном, и Наоми перевела дух. Всегда больно видеть его. «Ребята» — Алекс, Бобби, и Амос. Он не мог знать, что Амос для них потерян, возможно убит на той же планете, где Джима держат в плену. Или то, что Алекс и Бобби в первых рядах возглавляют борьбу как пираты или мятежники. Но несмотря на всё это, ей всегда становилось немного легче, когда она его слышала. Это доказывало, что он жив — насколько возможно. Больным не выглядел. Разговаривал не как под принуждением...

Картинка опять сменилась, и появилось новое изображение. Темноглазый мужчина, щербатое лицо — неестественно спокойное, как у робота. Наоми шарахнулась от экрана ещё до того, как поняла, на кого она смотрит. Первый консул Уинстон Дуарте, император тринадцати сотен миров, улыбался так, будто видел её реакцию и сочувствовал ей.