— Прости, — сказала она, усаживаясь на край лежанки. — Была занята. У меня куча новых предметов, которые приходится изучать. А что это ты делаешь?
Тимоти разглядывал деревянную заготовку.
— Собрался сделать ресмус. У меня есть один, но великоват для тонкой работы.
— А инструментов много никогда не бывает, — сказала Тереза. Эта фраза была чем-то вроде их общей шутки, и Тимоти улыбнулся.
— Чертовски верно. Ну, в чём же дело?
Тереза подалась вперёд. Тимоти нахмурился и отложил в сторону деревяшку и нож. Она не знала, с чего начать, и потому начала с плана отца по её обучению.
Тимоти как-то так умел проявлять внимание, что Тереза чувствовала — он действительно слушает, а не просто ждёт, когда она замолчит, и заранее готовит ответы. Он концентрировался на ней так же, как на деревяшке, которую вырезал, или на еде, которую готовил. Не судил её. Не насмехался. Она никогда не боялась, что Тимоти будет разочарован её словами.
Тереза хотела бы, чтобы так её слушал отец — если бы он не был её отцом.
Она переходила от темы к теме, рассказывала Тимоти о Конноре и Мюриэль, о встречах и брифингах, которые отец добавил в её расписание, и про все ежедневные заботы и мысли, которые накопились почти без её участия, и, наконец, о тревожащем разговоре с танцующим медведем Холденом и о его странных словах — «Приглядывай за мной», как будто они могут быть важнее, чем кажутся...
Когда все слова закончились, Тимоти откинулся назад и почесал бороду. Ондатра свернулась клубком на полу между ними. Собака тихонько сопела, одна лапа подрагивала во сне. Два дрона-ремонтника щебетали на понижающихся музыкальных тонах, что-то выспрашивали друг у друга. Уже от того, что история высказана, Тереза чувствовала себя лучше.
— Да, — заговорил он после паузы. — Ну, как бы там ни было, не для тебя первой капитан — заноза, которую не вытащить. Так его многие воспринимают. Но раз он сказал, что ты должна за ним приглядывать, может быть, стоит так и делать.
Тереза прислонилась к стене, подтянула колени к груди.
— Я просто хочу понять, почему он так меня тревожит.
— Он не обращается с тобой, как с кем-то особенным.
— Ты не обращаешься со мной, как с кем-то особенным. Мы друзья.
Он задумался.
— Может быть, это из-за того, что он считает твоего отца мерзавцем.
— Мой отец не мерзавец. А Холден — убийца. Не ему судить о других.
— Твой отец, пожалуй, всё же мерзавец, — задумчиво и спокойно возразил Тимоти. — И убил он куда больше людей, чем Холден.
— Это другое дело. Это война. Он должен был, иначе никто и не сумел бы всех собрать. Мы просто оказались бы неподготовленными к следующему конфликту. Отец старается нас защитить.
Тимоти поднял палец, как будто она только что подтвердила его слова.
— Теперь ты мне рассказываешь, почему хорошо, что он — мерзавец.
— Я не... — начала Тереза и остановилась. Замечание Тимоти напомнило ей об уроках философии, о том, что Ильич говорил о консеквенциализме. Намерение не имеет значения. Важны только результаты.
— Не стану никого учить жить, — продолжал Тимоти. — Но если собираешься заявлять о моральном превосходстве своей семьи, готовься к разочарованиям.
Тереза фыркнула. Если бы такое сказал кто-то другой, она бы разозлилась. Но это же Тимоти. Это всё меняло. Она была рада, что нашла время выбраться, повидаться с ним.
— Почему ты называешь его капитаном?
— Потому что так его зовут. Капитан Холден.
— Он не твой капитан.
По лицу Тимоти промелькнуло изумление, словно ему в голову никогда раньше такое не приходило.
— Пожалуй, и нет, — сказала он и, помолчав, добавил помедленнее: — Наверное, нет.
— Отец говорит, он боится, — сказала Тереза. — Ну, то есть, Холден. Не папа.
— Они оба боятся. — Тимоти снова поднял нож. — Ребята вроде них всегда чего-то боятся. Это таких, как мы с тобой, не напугать.
— Тебе никогда не бывало страшно?
— В последний раз я боялся, когда был младше тебя, Кроха. У меня было трудное детство.
— У меня тоже. Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Я думаю, отцу не нравится, чтобы рядом со мной были женщины, потому что это будет выглядеть как её замена. Все мои учителя — мужчины.
— Я тоже свою никогда не знал, — ответил Тимоти. — Но позже я выбрал для себя то что-то вроде семьи. Для выросшего на моей улице это было неплохо. Пока не закончилось. В общем, тяжёлое у меня было детство. Но с твоим ни в какое сравнение не идет.
— Моя жизнь прекрасна, — сказала Тереза. — Я могу получить всё, что хочу. И когда хочу. Ко мне все хорошо относятся. Отец следит, чтобы меня тренировали и обучали для управления миллиардами человек на тысячах планет. Ни у кого нет таких возможностей и преимуществ, как у меня, — она умолкла, смущённая горьким тоном своего голоса.
— Ага, — согласился Тимоти. — Теперь понятно, почему ты всё оглядываешься через плечо, когда выбираешься повидаться со мной.