Гнев Тиамат

Той ночью, вернувшись домой, она не могла уснуть. Лёгкий ночной шум в Доме правительства словно стал сильнее, раздражал и пугал. Даже тихое пощёлкивание в стенах, отдающих ночное тепло, звучало так, будто кто-то стуком привлекает её внимание. Тереза попробовала перевернуть подушку, прижаться щекой к прохладной стороне, включить лёгкую и успокаивающую музыку. Не помогало. Каждый раз, когда закрывала глаза, заставляя себя заснуть, через пять минут Тереза обнаруживала, что глаза открыты, а сама она продолжает воображаемый спор с Тимоти, Холденом, Ильичом или Коннором. После полуночи она встала с постели.

Ондатра поднялась вместе с ней, поплелась следом из спальни в кабинет, а когда Тереза села на стул, свернулась у ног и немедленно захрапела. Ничем её собаку не растревожить, по крайней мере, надолго. Тереза включила старый фильм про семью, которая жила на Луне в доме с привидениями, но мысли убегали от развлечений так же быстро, как и от подушки. Она подумывала выйти, прогуляться по парку, но это тоже тоскливо. Она занялась тем, чего на самом деле хотела уже давно. Признаваться себе в этом было капитуляцией.

— Доступ к логам службы безопасности, — произнесла она, и лунные коридоры с бродячими призраками в её системе сменились строгим пользовательским интерфейсом. Несмотря на своё высокое положение, к некоторым файлам она доступа не имела. Никто, может, кроме отца и доктора Кортасара, не имел, к примеру, доступа к записям из Загона. А вот приватность частной жизни Холдена никого не интересовала. При желании она могла бы посмотреть, как он спит.

Она запросила в системе полную выборку по Холдену за прошлую неделю и пробежалась по ней. Она знала, что Дом правительства напичкан камерами наблюдения, но любопытно было посмотреть, где именно стоят микролинзы и как много захватывают, оставаясь невидимыми. Следя за Холденом в зданиях и парке, она размышляла, что могла бы проследить и за другими. За Коннором и Мюриэль, например.

На экране Холден сидел на траве, глядя на ту гору, где обитает Тимоти. Из-за ускоренной перемотки его движения и жесты казались судорожными. Он как будто дрожал. Потом с ним рядом появилась Ондатра. И сама Тереза. Она выглядела совсем не так, как представляла. В воображении волосы у неё более гладкие, и осанка получше. Она машинально подвинулась на стуле, усаживаясь ровнее. Холден плюхнулся на траву, потом сел с промокшей спиной, а затем Ондатра с Терезой исчезли из кадра. Она уже забыла про осанку и снова ссутулилась.

Холден на экране поёрзал, поднялся и пошёл прочь. Запись Тереза проматывала в двадцать раз быстрее реальной и через час получила полное представление обо всём его дне. Холден за обедом читает что-то на ручном терминале. Холден прогуливается в той же общественной зоне, где у неё занятие, останавливается поболтать с охранником. Холден в тренажёрном зале, упражняется со старомодными аппаратами, какие использовались на кораблях. Холден сидит за столом на веранде с видом на город, вместе с доктором Кортасаром и бутылкой вина...

Она остановила просмотр, вернула нормальную скорость и нашла аудиодорожку.

— ...а также медузы, — говорил Кортасар. — Turritopsis dohrnii, «бессмертная медуза», классический пример, но есть ещё полдюжины других. Взрослые особи под воздействием стресса возвращаются к состоянию колонии полипов. Как пожилой человек, обращающийся в эмбрион. Мы используем не эту модель, но это значит, что организм не имеет ограничения максимального срока жизни, — он сделал большой глоток из бокала с вином.

— А какую модель вы используете? — спросил Холден.

— Источником нашей идеи первоначально стали тела, попавшие к дронам-ремонтникам. Речь не о реальном бессмертии, а о воссоздании организмов заново, с некоторыми улучшениями. Вот где и происходит прорыв. Вот на чём нам действительно следует сфокусироваться, даже если это требует жертв. Здоровый субъект с хорошо проработанным базисом вместо этого... — в его голосе зазвучало презрение, — этой самодеятельности. Как достичь более прочного гомеостаза. То, что этого достичь сложно, не делает задачу неразрешимой в принципе.

— То есть, в этом нет ничего противоестественного, — вставил Холден, подливая в бокал доктора ещё немного вина из бутылки.

— Бессмысленный термин, — отрезал Кортасар. — Человечество развивалось внутри природы. Мы и есть природа. Как и всё, что мы делаем. А сама идея, что мы особенные — из области чувств и религии. Не имеет отношения к научной парадигме.

— Значит, если мы приходим к тому, что все могут жить вечно, это не противоречит природе? — в голосе Холдена слышалась неподдельная заинтересованность.

Кортасар придвинулся к заключённому, размахивая левой рукой, а в правой сжимая бокал.

— Все ограничения мы выстраиваем для себя сами. Совершенно естественно стремиться к выгоде для себя. Совершенно естественно давать преимущества собственным отпрыскам, отбирая их у других. Совершенно естественно убивать врагов. Это даже незачем насаждать извне. Всё это изначально заложено в структуру нормального распределения.