Гнездо

Дальше вечер покатился под откос. Мелоди поспешно увела дочерей, но прежде Стефани добилась от них точного – в лицах – рассказа о том, как они видели Лео в парке. Сложно было придумать, что еще он мог там делать, кроме как покупать наркотики, раз валялся на спине на севере города, где непонятно что забыл; там он обычно – вспомнила Стефани – встречался с каким-то Рико (Нико? Тико? неважно). В те первые выходные! Когда она залетела. В те выходные, когда она открыла ему дверь и попросила не употреблять наркотики.

Стефани так и сидела у покинутого стола рядом с Беа, которая налила им обеим шампанского.

– Нет, спасибо, – отказалась Стефани, показывая на свой живот.

– Что, правда? – спросила Беа. – Ребенок?

– Правда, – сказала Стефани, даже не пытаясь скрыть радость.

Из кухни слышался голос Уокера, громкий и разъяренный, что было ему совсем несвойственно:

– Если ты все это время был не с Лео – с кем ты был?

– Что там происходит? – спросила Стефани.

– Я не прислушивалась, – ответила Беа, – но, судя по звуку, хорошего мало. Джек врал, что видится с Лео, что-то такое. Джек приезжал в Бруклин?

Стефани вспомнила утро, когда осталась дома сделать тест на беременность, вспомнила, как стояла, совершенно ошарашенная, возле окна на втором этаже и как увидела на улице Джека. Она спряталась в ванной и не стала открывать дверь.

– Нет, – сказала она. – Я много лет Джека не видела.

Крик в кухне не стихал. Потом хлопнула дверь.

– Наверное, нам лучше уйти, – сказала Беа.

– Да.

Стефани завернула багет, который грызла все это время, в салфетку и положила в сумочку.

– Это для метро, – извиняющимся тоном объяснила она.

В тот вечер, много лет назад, когда Пилар прочла Стефани лекцию о стадиях горя и записала их на салфетке, Стефани осталась в баре после ухода Пилар, сидела и тосковала. Она нарисовала рядом со словом «принятие» печальную рожицу. Бармен, который все слышал, и не раз, стер рожицу и нарисовал на ее месте крошечную красную птичку с раскрытыми крыльями, летевшую над океаном в окружении лучей-черточек, как у сверкающих младенцев Кита Харинга[57].

Стефани долго носила салфетку в сумочке. Потом положила ее в ящик кухонного стола. Потом убрала в какую-то коробку, а потом заклеила коробку скотчем и подумала, что все в прошлом.

Стефани думала о птичке, когда вышла из метро и шла домой с ужина в честь дня рождения, оказавшегося черт-те чем. Годами, когда ее мучили мысли о Лео, она представляла себе салфетку и красную птичку, убранную в коробке глубоко в подвал. Теперь она брела по своей улице среди величественных домов и тепло озаренных окон и думала о салфетке и о том, что для нее всегда значил этот образ: Лео улетал от нее, прямиком в сторону океана, ничем не отягощенный и свободный. Она думала о том, как благодарна за свою жизнь, за дом – сейчас в нем было пустовато, но это ненадолго. Думала о маленькой комнатке, выходившей во двор, где устроит детскую, и о том, что, когда ребенок родится, настанет лето и сад будет в цвету. Надо будет посадить новое дерево вместо того, что рухнуло в бурю, чтобы ребенок мог смотреть в окно и видеть, как сменяются времена года. Снова подумала о салфетке и поняла, что все эти годы рассказывала себе неверную историю. Лео не был красной птичкой, это она ею была – с восторгом взлетала над церковными шпилями Бруклина, летела домой в ожидании, но не в тягости. Свободная. Ее мотивы наконец-то изменились.

Часть третья. В поисках Лео

Глава тридцать шестая

На этот раз не было ни чая, ни кофе, ни маленького песочного печенья, ни властной Франси (которая, услышав, что Лео исчез, вздохнула и сказала: «Ох, ему надоест скитаться, и он вернется. Он в душе лонгайлендец». Как будто речь шла об одном из ее бордер-колли). На этот раз были только трое Пламов и Джордж; он даже не присел, так ему не терпелось, чтобы встреча закончилась.

– Даже если бы я что-то знал, – повторял Джордж, поспешно добавляя: – А я не знаю. Ничего не знаю. Но даже если бы знал: Лео мой клиент, и я, скорее всего, не мог бы вам рассказать.

– Но ты не знаешь? – уточнила Мелоди, сама удивляясь, как ей удался тон, показавшийся безупречно едким и недоверчивым. Он был так безупречен, что она попробовала еще раз. – Ты не знаешь, – повторила она, на этот раз чересчур растягивая гласные.

И все-таки. Недурно.

– Не знаю. Клянусь, не знаю. Но, повторяю, Лео – мой клиент…

– Мы все понимаем обязательства юриста перед клиентом, Джордж, – сказал Джек. – Не надо повторять.

– Ну, тогда – со всем уважением – зачем вы пришли?

– Мы пришли, потому что о твоем кузене, нашем брате, строго говоря, ни слуху ни духу, – сказала Беа. – Он исчез, и это как минимум тревожно. Мы хотим выяснить, где он и все ли у него хорошо. А если ему нужна помощь?

Джордж отодвинул стул и сел.

– Слушайте, – сказал он, – я не думаю, что Лео нужна помощь.

– То есть ты знаешь, где он? – уточнил Джек.

– Не знаю. у меня есть подозрения. Я могу догадываться, учитывая то, что мне известно. Но я ничего точно не знаю.