Гнездо синицы

– Такая девка ему не по зубам, – подогрел Егор[85].

– Не слушай их, наш Стужин что угодно может.

– Но может и лучше, если постарается.

– Что вы от меня хотите? Я знаю, звучит правда неважно, может, даже паршиво, но в этот раз – чистая правда! Клянусь!

– Это очень благородно, что ты пытаешься выгородить её (да и нашу) пустоту полётом своей фантазии, но выходит рыхло и неказисто, – никак не мог успокоиться Паша. – Трудись усердней! Вот ответь, почему именно хоккей? А не дельтаплан или не «Тристан и Изольда»[86]? Если бы хотя бы смешно было… а так вообще непонятно к чему. Хоккей, и всё.

– То есть убийство у тебя вопросов не вызывает?

– Убийство – шикарное! – снова крикнул Дима. – И патологоанатом, и черепаха. Не терпится услышать, как ты сумел выкарабкаться из-под скальпеля!

– Да тут, собственно, и говорить-то не о чем…

– Я почему спрашиваю про хоккей, вдруг ты сейчас вывернешься, оправдаешь, зачем именно хоккей и почему, и тогда уже мне придётся бить себя по лбу.

– Зачем мне это делать?

– Как минимум чтобы мы тебя поняли.

– Всё ведь и так понятно… с самого начала всё понятно.

– Лично я понял, – поддержал меня Дима.

– Я рад за тебя.

– А женитьба?..

– Что «женитьба»? Подробности не помешали бы, тем более, прибегнув к «несложным арифметическим действиям», мы выяснили, что девочка совершеннолетняя, о чём любезно сообщено в сносках. Видимо, самим нам сложно. Впрочем, можно и опустить пикантные нюансы относительно «возраста согласия» вначале[87], они скорее отваживают, чем привлекают. Скандально, но слишком уж искусственно и топорно. Ну, и про отчима в конце, конечно, обычный дешёвый трюк – точно, нет.

– Тут вынужден буду согласиться с Павлом Игоревичем. Пусть лучше отцом он будет родным, а мамаша действительно окажется аферисткой, пытающейся посредством шантажа выудить у муженька деньги.

– А ещё лучше кусок этот вообще убрать с концами. А черепаха мне понравилась…

– Какая на хрен черепаха? – свободной рукой схватился за голову Егор. – Что ему за чай заваривали в офисе?

– Черепаха. Деревянная, которую они с директором якобы сожгли, – поправил очки Павел Игоревич. – Я ведь правильно понял? Вы же её сожгли, после чего загорелось всё здание?

– Это был директор, он словно свихнулся, принял меня за чёрта! Я лишь подыграл ему.

– Подыграл. И я, по-твоему, должен об этом сам догадаться?

– Да это же совершенно неважно!

– Опускаю руки. В таком случае мне понравилось муаровое платье, и на этом всё. Я прям увидел перед собой созревший на ветке чернослив, тронешь пальцем – и на нём останется глянцевый тёмный след с отпечатком…

– А никого не смущает, что башня этой фирмы стоит себе целёхонькая? – влез Егор.

– Егор, – отозвался Дима. – Это мелочи.

– И убийства никакого не было. Зуб даю. Да и директора тоже.

– Ну, погоди, Егор, к чему такая радикальность? Если убийства ещё не было, то ничто не помешает случиться ему в будущем. Не будешь же ты отрицать онтологическое право этого акта на существование?

– Слушай-ка, Стужин, я вот что подумал: может, тебе лекарств выписать настоящих, рецептурных? Чтобы не писать «каких-то таблеток»? – на ясном глазу предложил врач.

– Лучше мне выпиши, – сказал Егор.

– Пусть будет как есть, он же не фармацевт, чтобы запоминать названия, – вступился Дима. – Ты и так его уже со своими нейро-когни-гипер-тиме-стическими чего-то там запутал.

– А в целом как?

– Такого бреда я в жизни не слышал, – снова влез Егор. – Зачем мы тратим на это время? Пусть найдёт работу нормальную или занятие по душе. Не вечно же жить на одну пенсию.

– Мне кажется, – произнёс Паша после того, как трижды показательно кашлянул в кулак, – Егор хочет сказать, что брат наш легко может допустить, что недостаточно подкован для какой-нибудь чересчур ушлой истории, но полным идиотом себя выставлять безо всякой на то причины не даст. Да, Егор?

– Смысла может не быть в самой жизни и только – это её привилегия, – крикнул Дима.

– Надо запомнить: «смысл должен быть».

– Нет, – возмутился Егор. – Я хочу сказать, что этот словесный понос вымени коровьего не стоит, а вы оба уши развесили, будто пред вами какое-то откровение. Хотя все и так всё прекрасно понимают[88].

– Егор как слушатель законно желает, чтобы у твоего повествования была какая-нибудь задумка, необязательно указывать на неё прямо, главное – пусть она там будет. Да, Егор? – Паша, снова покашляв, любезно взялся переводить мысль Егора, для пущего эффекта он ткнул его черенком косы между лопаток.

– Хватит меня затыкать. Нет, ну правда, мы разве многого просим, когда хотим понимать его? Мы видимся, возможно, в последний раз в жизни, почему нельзя просто попить хорошего немецкого пивка в пабе да с раками по-казацки с чесноком, перетереть о дамах (настоящих), в конце-то концов, как все приличные люди?[89]

– Егор…

– Послушайте только: девка выскочила за него сразу после того, как он убил то ли её отца, то ли отчима? Да будь этот мужик хоть кем, хоть папой, хоть папиком, он думает, с этого начинают люди отношения выстраивать? С убийства? А что его директор нёс на камеру – это, по-вашему, не постановка?