Гнездо синицы

Она так и не посчитала нужным представиться в ответ, лишь, ухмыльнувшись, указала рукой на угол, где, прикрытая тканью, располагалась стопка незаконченных картин. Пока это производило на меня впечатление, она сняла холст с мольберта и повесила его на стену. Затем взяла верхнее полотно из стопки и повесила рядом с первым, затем следующее и так далее. Только тогда я обратил внимание на огромное количество заранее приготовленных крючков в каменной кладке. «Концептуально», – подумал. При этом она напевала что-то до жути знакомое. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. На всех картинах красовались статуи и канделябры, амфоры и греческие колонны, это были те самые коридоры, по которым я шёл сюда, обитые пурпурным и жёлтым бархатом, коридоры со множеством дверей, с койками и двухъярусными кроватями, и ещё огромная лестница.

– Впечатляет.

– Я научу тебя та же. Хочешь?

– Зачем это тебе?

– Ты мне не доверяешь.

– А нужно?

– Нет.

– Как тебя зовут? Ты не представилась.

– Разве? Какая я сегодня растяпа. София.

– Хорошо, София. Что означает вторая бумажка?

– Вторая – эта которая со знаком вопроса в скобках?

– Да.

– Понятия не имею.

В какой-то момент ей пришлось поставить стремянку, так как всё пространство на стенах, до которого можно было дотянуться, стоя на цыпочках и вытянув руки, оказалось заполненным. Лишь узенькие щели на стыках полотен выдавали чёрную ледяную стену позади. Холсты были разных форматов и размеров, стыков было очень много – выглядело это неаккуратно. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три – каждое следующее повторение мелодии не приближало к разгадке, но напротив, приносило всё меньше удовлетворения, будто недосказанности становилось больше.

– Я сначала подумала, что это просто пометка для самого себя, наверняка она указывала на то, что вторую фразу нужно придумать и записать, но ты забыл. И кто ещё из нас растяпа? Ничего, я напомню: вместо знака вопроса на твоём билете должна была быть изображена восьмиконечная звезда, внутрь которой вписана окружность, и ещё одна окружность описана снаружи.

Сперва макнув кисть в алую краску, она нарисовала поверх первого попавшегося под руку коридора звезду. Ради этого она ненадолго прервала свой танец с картинами.

– Я… забыл?

– Ну а кто же.

– Что означает этот знак?

– И это тоже запамятовал, ну что же ты, Стужин? Если я сейчас расскажу тебе, в истории можно ставить точку. В смысле «конец» и точку, но это будет некрасиво по отношению к зрителю. Заплыв скоро начнётся.

– Но у меня нет флюорографии…

– Бог с ней. Уж флюорография не проблема.

Вдруг по внутреннему каналу мне передают сквозь помехи, что я здесь не просто так. В доме совершенно убийство. Жертва и преступник приходятся друг другу то ли матерью и дочерью, то ли отцом и сыном – больше о них неизвестно ничего, остальное мне предстоит выяснить. В заключение мне сообщают, что во мне нуждаются как в физике: вокруг радиация, и мне необходимо определить источник и по возможности устранить его. Первый же вопрос, возникший у меня в связи с сообщением, касался самого «внутреннего канала». Я глубоко запихнул палец в ухо, провернул, но ничего не обнаружил.

– Что? Запутался, бедняжка. Хочется убежать? Выдумай какой-нибудь предлог вразумительный, но не банальный, это совсем несложно, – раздалось сверху, к этому моменту она была уже так высоко, что в свете огня я видел лишь её лакированные туфельки. – Иди туда, куда нужно, Стужин, я никому не расскажу. У тебя есть четыре минуты. На портале стоят песочные часы, видишь? Повторю, если ты не расслышал: у тебя осталось уже меньше четырёх минут.

Раз-два-три. Не знаю зачем, но я вдруг и впрямь рванул обратно в спальню.

– И что в таком случае чему подражает: искусство жизни или всё-таки наоборот? – крикнула она мне вслед.

Я же навернулся и рассадил второе колено. В спальне первым делом я обыскал огромный резной шкаф с лиственным орнаментом, затем прикроватные тумбочки и постель. Не найдя никаких зацепок, я по возможности сложил всё на свои места.

«Мать и дочь, о ком может идти речь, и где труп?» – думал я, не отметая вариант с Софией. Я хотел было продолжить поиски улик или хотя бы знаков, способных приблизить меня к ответам, но за потайной дверью вдруг раздались лёгкие шаги. Я в три прыжка очутился у двери, но не той, что вела в белый коридор, – слева была ещё одна дверь, за ней-то я и притаился. Боль в опухших коленях, которую я поначалу не чувствовал, стремительно нарастала.