Годы в Белом доме. Том 2

Так или иначе, в отсутствие какой-либо альтернативы Государственный департамент активно подхватил промежуточное соглашение, как только в конце февраля миссия Ярринга провалилась. Госдеп в первую неделю марта начал закрытые обсуждения с израильтянами положительных сторон возможного промежуточного шага, затрагивая конкретные идеи с Рабином уже 6 марта. Скорость, с какой продвигался Госдеп, – только через восемь дней после того, как Израиль отверг 26 февраля предложение Ярринга, и имея совсем мало времени для оценки последующих шагов, – едва ли могла облегчить присущие Израилю тревоги по поводу того, что его могут снова очертя голову втянуть в дипломатию, увязывавшую промежуточное с окончательным урегулированием на условиях, против которых он выступал. В отсутствие согласованных целей казалось невозможным преодолеть пропасть между концепциями обеих сторон при помощи процедурных манипуляций. В разное время каждая сторона была склонна считать, что мы позитивно относимся к ее версии концепции промежуточного решения; разочарование, крушение надежд и тупик оказались неизбежным результатом.

Моя идея сводилась к тому, чтобы использовать промежуточное соглашение для преодоления тупика. Как только это будет достигнуто, такой шаг облегчил бы путь для дальнейших продвижений. Но я также разошелся во мнениях с теми в Израиле, кто рассматривал промежуточное разъединение как способ избежать дальнейших уходов. Напротив, главное предназначение разъединения вдоль Суэцкого канала, на мой взгляд, заключалось в том, чтобы начать процесс переговоров, которые, в конечном счете, могли бы привести к миру с отдельными или со всеми арабскими государствами. (Это, конечно, была концепция «пошагового» прогресса, которая дала старт мирному процессу в 1974 году.)

Никсон уполномочил меня исследовать реальные возможности, но не вести переговоры. Я пробросил идею промежуточного соглашения в беседе с Добрыниным 22 марта 1971 года, чтобы посмотреть, готовы ли Советы отказаться от увязки с детальным всеобъемлющим планом. Я обсудил эту концепцию с Абба Эбаном в середине марта и с египетским представителем в Вашингтоне Ашрафом Горбалом 25 марта. Мой подход состоял в том, чтобы использовать начальные шаги и запустить процесс ухода, а также взаимное принятие происходящего в промежутке даже без принятия обязательств по конечным целям. Поскольку Добрынин не выражал желания обсуждать мой подход, переговоры вернулись в рамки открытых каналов и там, как и следовало ожидать, оказалось, что стороны пока еще не готовы согласиться с каким-то даже ограниченным соглашением.

Израильтяне в середине апреля выдали документ с деталями относительно их собственного подхода: отход Израиля на не уточненное (но короткое) расстояние от Суэцкого канала; никакие египетские войска не пересекают канал; кое-какое сокращение египетских войск на египетской стороне канала; прекращение огня на неопределенное время; никакой вообще увязки с дальнейшими отводами войск. Рабин фактически показал мне предложенный документ об израильской позиции перед тем, как обнародовать его в Государственном департаменте. Я уговаривал его убедить свое правительство откорректировать какие-то составные части, из-за которых переговоры изначально стали бы полным провалом. В том виде, как это было, окончательный израильский вариант неизбежно был бы неприемлем для Египта.

Роджерс, тем не менее, был полон решимости ускорить, как он надеялся, этакое обнадеживающее предприятие. 19 апреля он получил добро президента на визит в несколько ближневосточных стран в поисках общих позиций между Египтом и Израилем по промежуточному урегулированию. Я выразил свои сомнения Никсону в памятной записке от 22 апреля:

«Будет особенно тревожно, если его присутствие ускорит дипломатический процесс и еще больше усилит нынешнюю тупиковую ситуацию между Израилем, арабами, США и СССР. В силу этих причин я полагаю важным, чтобы Вы предупредили госсекретаря, чтобы он не отходил от нынешнего статус-кво, полностью информировал нас о ситуации и действовал только после получения Вашего конкретного одобрения по поводу любого отступления от статус-кво».

Но я не мог сделать ничего больше, чем предупреждения. Поскольку Никсон не хотел вступать в конфронтацию со своим госсекретарем по этому вопросу, Никсон не имел никаких способов реализовать вышеизложенные ограничения, даже если и был согласен с моим анализом, имевшим далеко не предрешенный результат.