«Проблемой с промежуточным соглашением является то, что делаются попытки достичь слишком многого. Изначально идея заключалась в том, чтобы просто добиться сокращения с обеих сторон. С этого она переросла в настойчивое стремление Садата перевести свои войска в ключевые проходы на Синайском полуострове. Для достижения этого США придется надавить на Израиль с такой силой, чтобы можно было добиться всеобщего урегулирования.
Главной надеждой сейчас, как мне казалось, было бы сокращение ожиданий египтян до такой степени, когда изменения, на которые реально можно было бы рассчитывать в позиции Израиля, привели бы к какому-то пониманию. А поскольку официальные позиции завязаны на более завышенные ожидания, то, вполне вероятно, что единственный способ добиться этого – если такое вообще возможно – менее официальные обмены, когда станет яснее, что реально достижимо».
Мое упоминание «менее официальных обменов» было вызвано, среди прочего, советскими заходами. Добрынин предупредил меня 20 сентября о том, что Громыко, когда встретится с президентом 29 сентября, предложит перенести ближневосточный вопрос в рамки обсуждения по специальному каналу. Я, в свою очередь, предупредил Добрынина о том, что в лучшем случае это будет медленный процесс, требующий какого-то изучения на предмет целесообразности. Ближний Восток был намного сложнее, чем даже Берлин (вопрос о котором мы только что успешно завершили в рамках нашего канала); факторы были в меньшей степени под нашим контролем, а неосторожные поступки, совершаемые участвующими в нем сторонами, были колоссальных масштабов.
Перспектива еще одного закрытого канала переговоров потребовала бы также контактов с Египтом. У меня состоялся разговор 16 сентября с одним моим бывшим студентом, Али Хамди эль-Гаммалем, директором престижной каирской газеты «Аль-Ахрам», который пытался установить конфиденциальную встречу между мной и его главным редактором Мохаммедом Хейкалом, доверенным лицом Садата. Гаммаль приглашал меня в Каир; он обсуждал в качестве возможного варианта принятие приглашения исполнительного директора частного бизнеса провести встречу у себя дома между мной и Хейкалом[121]
. Тогда, в начале октября, Ицхак Рабин тоже настаивал на том, чтобы я лично подключился к переговорам о промежуточном соглашении. Он сказал мне в конфиденциальном порядке о том, что Израиль мог бы быть более гибким в своих условиях, если я буду подключен и если будут президентские заверения по поводу того, что требования не будут бесконечными. Я сказал обоим, и Гаммалю, и Рабину, что, если решу подключиться, то их правительства должны будут столкнуться с трудными решениями, которые потребуются. Египет должен будет отказаться от выдвижения предварительного условия приверженности полному уходу; Израиль должен быть готовым к выдвижению разумного пакета. Единственной причиной для того, чтобы делать ставку на президентский престиж, было бы достижение прогресса.К тому времени сам президент продвигал идею о моем более активном участии в делах – хотя бы только с целью уменьшения ущерба и без какой-либо шумихи до завершения выборов 1972 года. Когда министр иностранных дел Громыко встречался с Никсоном 29 сентября 1971 года, мы провели обычный ритуал, согласно которому встреча в расширенном составе, включавшем участников от Государственного департамента, была урезана по времени с тем, чтобы Никсон и Громыко могли затем переговорить один на один в его убежище в здании исполнительного офиса президента. Никсон принял предложение Громыко, чтобы Добрынин и я провели ряд исследований ближневосточных проблем, – хотя и не увязывая их снова с советской помощью Вьетнаму.