Годы в Белом доме. Том 2

Я посетил советское посольство вечером 30 сентября для закрытой двухчасовой встречи с Громыко. Я повторил ему свое мнение о трудностях урегулирования ситуации на Ближнем Востоке в рамках закрытого канала связи в отличие от Берлина. По Берлину все стороны, которые были затронуты этой проблемой, хотели достичь соглашения; это было отнюдь не так с Ближним Востоком. Я указал на то, что не хочу подключаться от имени президента, пока не будет хорошего шанса на достижение соглашения; именно по этой причине я предлагал сперва провести предварительные переговоры. Главный вопрос был не в конкретике, на сколько километров отойдут израильтяне – на 40 или 20 – от Суэцкого канала, а в том факте, что израильский уход будет иметь огромное символическое значение. Египет должен решить, хочет ли он реальность или теорию; не было никакой возможности достичь соглашения сейчас по конфигурации окончательного урегулирования. Чем больше теологии будет включено нами в промежуточное соглашение, тем меньшей будет вероятность его заключения. Действительно, если бы я хотел потянуть время, то настоял бы на том, чтобы в промежуточном соглашении конкретнее высказались об окончательном урегулировании, потому что его участники никогда не договорились бы ни о чем. Если президент и я должны принять участие, то это должно происходить на основе возможности прогресса; это означало бы для меня, что должна сохраняться какая-то неопределенность конечного результата.

Громыко отверг такой подход. Он настаивал на том, что промежуточное соглашение должно быть увязано конкретно и детально с окончательным урегулированием. Он утверждал, что не может быть первой стадии до тех пор, пока не будет выработано все урегулирование и не будет установлен точный график. Окончательное урегулирование, по советскому мнению, должно произойти не позднее чем через год после промежуточного соглашения, хотя продолжительность промежутка подлежала обсуждению на переговорах. (Громыко не объяснил, в чем было значение промежуточного соглашения при таких обстоятельствах.) Он придерживался мнения о том, что окончательное соглашение должно включать полный израильский уход с оккупированных территорий всех арабских государств. Другими словами, Советский Союз по-прежнему поддерживал максимальную арабскую позицию, не обращая внимания на тот факт, что при таких обстоятельствах у Израиля отсутствует мотивация в плане промежуточного соглашения, а у нас нет стимула продолжать работать вместе с Москвой. Не было признака готовности Советского Союза побуждать своих марионеток проявлять гибкость. Однако Громыко выдвинул перед Никсоном в его убежище предложение, которое внешне выглядело заманчивым изменением в стандартной советской позиции. В случае всеобъемлющего урегулирования, как сказал Громыко, Советы были бы готовы вывести свои вооруженные силы с Ближнего Востока, присоединиться к эмбарго на поставки вооружения в этот район и принять участие в гарантиях по урегулированию. Но, как обычно, в этих предложениях было не так много интересного, чем казалось на первый взгляд. Нас по-прежнему просили заставить Израиль признать границы, которые он считал не отвечающими интересам его безопасности. Обещанный вывод советских войск наступит в конце всего этого процесса; другими словами, мы должны будем внести весь свой вклад в это урегулирование, и лишь потом Советы предпримут что-либо со своей стороны. И даже тогда Советы обставили свой уход условием вывода американских советников из Ирана. Все это в то время, когда Садат угрожал урегулировать вопрос путем войны в 1971 или 1972 году. (Это было одной из причин, почему мы прореагировали так сильно на индийское нападение на Пакистан; мы хотели, чтобы Советский Союз ясно понял, что поддержанное Советами нападение на Ближнем Востоке будет иметь в качестве последствия даже еще более острую реакцию.)

Но Громыко, по крайней мере, добавил новые ингредиенты, которых было достаточно для того, чтобы подзаправить «исследовательские» дискуссии между Добрыниным и мной. Это, в свою очередь, придавало бы стимул Советам по поддержанию спокойствия на Ближнем Востоке в течение следующего года – стратегии, которая только усилит египетское беспокойство по поводу советской политики.