В то время как проходили эти обмены, советский министр иностранных дел Громыко осуществил свой ежегодный визит на Генеральную Ассамблею Организации Объединенных Наций. Во время встреч и с президентом, и со мной он подтверждал стандартную советскую линию, как будто абсолютно ничто не изменилось. Он не хотел уходить со ставших священными позиций, хотя у него не было ни малейшего представления о том, как претворять их в жизнь. Он принижал значение промежуточного урегулирования, заявляя, что Египет отвергнет его. (Мы знали лучше.) И он в ритуальном плане проталкивал всеобщую договоренность, в которой Израиль получал бы только заявление об отказе от военных действий в ответ на границы 1967 года. Я был настолько погружен во Вьетнам, а Никсон – в свою избирательную кампанию, чтобы вести какие-то серьезные переговоры. Никсон просто сказал Громыко, что обратит личное внимание на Ближний Восток после урегулирования во Вьетнаме. Я вновь напомнил о своем предложении о том, чтобы брать московские «общие рабочие принципы», – которые Громыко пытался похоронить, – и применять их к каждому из соседей Израиля (Египту, Иордании, Сирии). Я знал, безусловно, что эта процедура не будет работать быстро; она дала бы нам еще время для того, чтобы изучить египетский канал. Американо-советский диалог по Ближнему Востоку оставался в состоянии неопределенности, что, собственно говоря, нас вполне устраивало.
Все, что оставалось сделать, так это – определить дату моих секретных переговоров с представителем Садата. Тот продемонстрировал большое понимание, когда я был сильно занят на весьма хаотичной финальной фазе вьетнамских переговоров и не смог принять предложенные египтянами даты 16 или 23 октября. Моя встреча с Хафизом Исмаилом, советником Садата по национальной безопасности, состоялась только в феврале 1973 года. Эпохальная возможность получить смену альянсов в арабском мире должна была подождать вплоть до того времени, когда мы окончательно покончили с Вьетнамской войной.
XII
От тупика к прорыву
К тому времени, когда мы вернулись домой из Москвы, наступление Ханоя стало выдыхаться. Свою роль сыграли несколько факторов. Северные вьетнамцы не осуществили вслед за захватом Куангчи нападения на древнюю императорскую столицу Хюэ, падение которой могло бы оказаться решающим. Как и в 1968 году, Ханой предпочел скорее психологическое, нежели военное воздействие, развернув наступление в масштабах всей страны, которое, как это случилось тогда, привело к военному поражению. Оказалось, что трудно синхронизировать действия по трем фронтам, а еще сложнее осуществлять снабжение. Сайгон сумел подключить свои небольшие стратегические резервы для противодействия каждой угрозе по мере ее возникновения. Распыление усилий также означало, что северным вьетнамцам понадобилось почти три недели на то, чтобы собрать подкрепления для организации нападения на Хюэ. К тому времени часть стратегического резерва Юга уже была переведена в тот район. Воздушная дивизия Сайгона воевала и у Анлока, и у Хюэ. Морские пехотинцы были использованы и на Центральном плато, и в первом военном округе. И южновьетнамские дивизии воевали лучше, чем в предыдущих сражениях. Наши масштабные подкрепления в виде самолетов В-52, количество которых возросло до 200 единиц к концу мая, обрушили на атакующие войска колоссальную концентрацию огневой мощи, тем самым сильно затруднив массированные атаки. Проблемы Ханоя умножились и дальше, так как его командиры не имели опыта управления большими подразделениями. Атаки танками, артиллерией и бронетехникой части захлебывались, поскольку разные составляющие атакующих сил утрачивали контакт друг с другом. В силу этого к середине июня с учетом эффективности наших бомбардировок и минирования портов северовьетнамская армия застряла.
9 июня в своей оценке для президента того, что было достигнуто от начатой 8 мая блокады, я сказал, что перспективы для Южного Вьетнама выглядят «значительно лучше». Блокада заставила перевести все поставки на железную дорогу, а железные дороги были перерезаны нашими воздушными налетами. Более тысячи железнодорожных вагонов были отправлены обратно на китайскую сторону границы. В результате поставки должны были перевести на грузовики, что потребовало увеличить время на перегрузку, и возникли чрезвычайные трудности из-за наступившего сезона дождей. Связь противника изобиловала сообщениями о нехватке вооружения; наши пилоты докладывали о заметном сокращении запусков ракет «земля – воздух», что означало переход Ханоя к рационированию своих запасов. Радио Ханоя сокрушалось по поводу «ряда трудностей» в обеспечении рабочей силы в сельском хозяйстве, промышленности и транспорте. Коррупция и черный рынок провоцировали обращения сердитых северных вьетнамцев к своему народу.