Годы в Белом доме. Том 2

Это озадачивало, поскольку мы сделали именно такое предложение Ханою 12 июня. Не держит ли Ханой Москву в неведении? Или Брежнев хочет заставить нас быстро ответить на послание из Ханоя, которое дошло до нас 20 июня? Этот ответ оказался намного мягче, чем обычно. В противовес утверждениям наших критиков бомбардировки и минирование портов намного улучшили поведение Ханоя. После формального перечисления своих жалоб – бомбардировки и минирование, а также отмена пленарного заседания – Ханой перешел к сути проблемы, использовав почти что библейский язык: «Движимая доброй волей сторона в лице ДРВ согласна на секретные встречи». Ее добрая воля, однако, не распространялась на отказ от упора на предварительное проведение пленарного заседания. В послании Ханоя утверждалось, что Ле Дык Тхо и Суан Тхюи, будучи «занятыми ранее запланированной работой в Ханое», не могут участвовать в пленарном заседании до 13 июля. Это был еще один интересный знак: Ханой не имел привычки давать такого рода объяснения. 15 июля было предложено для секретной встречи; таким образом, Ханой аккуратно решил политическую проблему Никсона вместо него самого, предложив дату после демократического конвента.

Изоляция Ханоя была усилена также и тем фактом, что это послание настигло меня в Пекине, где с 19 по 23 июня я информировал китайских руководителей о московской встрече на высшем уровне, в целом для того, чтобы сохранять темпы наращивания наших новых отношений и привести Ханой в замешательство. Мой визит не принес нового развития по Вьетнаму. Как всегда, Чжоу Эньлай проявил больше интереса к прекращению огня, чем к политическому урегулированию. Он очень хорошо понимал, что прекращение огня было легче всего организовать, и был готов устранить раздражитель в лице Вьетнама из американо-китайских отношений. В отличие от Москвы Пекин не проявлял интереса к демонстрации того, что Соединенные Штаты готовы сдавать своих друзей; в своей долгосрочной перспективе поиска противовеса Советскому Союзу Пекин фактически был кровно заинтересован в нашей репутации надежного партнера. И всегда существовала некая подспудная подоплека китайского беспокойства из-за гегемонистских устремлений Ханоя в Индокитае. Чжоу задавал острые вопросы относительно предложения Никсона от 8 мая (которое фактически представляло собой предложение о прекращении огня), повторил стандартную позицию относительно исторического долга Китая перед Ханоем, избегал любого намека на какой-то китайский национальный интерес в войне и старался дать понять, что большую часть поставок Китая Вьетнаму составляет продовольствие. Это звучало аналогично тому, что Косыгин сказал нам относительно советских поставок четырьмя неделями ранее. С учетом более устаревшей военной промышленности Китая Чжоу, вероятнее всего, говорил правду. Ханой оказался не в самом лучшем положении, когда оба его хозяина фактически говорили его противнику о том, что больше не поставляют военное снаряжение.

В день моего возвращения (23 июня) мы ответили северным вьетнамцам. Мы приняли 13 июля в качестве даты возобновления пленарного заседания и предложили 19 июля для секретной встречи, в основном потому, что эта дата лучше всего подходила к графику поездок Никсона. Мы отклонили жалобы Ханоя без каких-либо разглагольствований: «Для того чтобы создать подходящую атмосферу для этих переговоров, США не станут отвечать на обвинения, содержащиеся в ноте ДРВ от 20 июня». 26 июня Добрынин прибыл в Белый дом со своей навязчивой попыткой выяснить, что я делал в Пекине. По ходу дела он поинтересовался Вьетнамом. Тот факт, что мы на четыре дня отложили проведение закрытой встречи, по его словам, вызовет большие подозрения в Ханое. (Это говорило о новой спешке, охватившей нашего противника, который в начале года тянул четыре месяца, прежде чем определиться с датой.) Добрынин поделился со мной своей догадкой относительно того, что Ханой мог бы выжидать вплоть до выяснения более четких перспектив с американскими выборами, прежде чем принимать окончательное решение относительно завершения войны.

Это было правдивое замечание. Ханой действительно следил за нашей избирательной кампанией, хотя я не был тогда уверен, станет ли он тянуть с переговорами до результатов выборов в ноябре или предпочтет провести переговоры как раз до них. Он не примет решения, как я написал в памятной записке Никсону от 26 июня, «пока не посчитает, что имеет более ясную картину относительно Вашего переизбрания». Я направил ему краткое содержание статьи от 10 июня в ханойской партийной газете, в которой положительно говорилось о Макговерне, но не делались попытки прямо предсказывать его победу. Недовольство Северного Вьетнама своими собственными союзниками едва скрывалось в осуждении Никсона за то, что он был и остается «ястребом» даже тогда, когда «позаимствовал крылья голубя для дальних путешествий».