К счастью, я всего этого не понимал в конце августа, иначе мне вряд ли хватило бы смелости отважиться на последовавшие действия; даже Нгуен Ван Тхиеу, вероятно, улавливал все это весьма туманно. На самом деле он и я танцевали менуэт, старательно избегая реальных проблем, вежливо делая вид, что продолжаем сохранять партнерство, по своей сути не дающее никаких результатов в традиционных, а отныне не играющих никакой роли, формах. Нгуен Ван Тхиеу, конечно, осложнял дела тем, что никогда не обозначал четко свои возражения. Вместо этого, как и Ле Дык Тхо в Париже, он мыслил скрыто, традиционно по-вьетнамски, и с культурным высокомерием, отягощенным французским картезианством с его реализмом и скептицизмом, который определял любой отход от абстрактных, провозглашенных в одностороннем порядке принципов непреодолимой ошибкой.
Я покинул Сайгон с ложным чувством того, что состоялось взаимопонимание. Нгуен Ван Тхиеу и я решили, что мы уладим несколько оставшихся разногласий в отношении нашего проекта предложения путем обмена посланиями через Банкера. Впереди было много времени – почти четыре недели до моей следующей встречи 15 сентября.
Вместо этого Нгуен Ван Тхиеу надолго замолчал; мы ничего от него не получали. А Хоанг Дык Ня начал играть свои маленькие игры со СМИ. После того что мы пережили во время наших внутренних дебатов из-за Сайгона, мы, наверное, были сверхчувствительны к нападкам на наши мотивации, которые во все больших количествах проникали в сайгонскую прессу из канцелярии этого возмутительного человека Ня. Конечно, их отношение к Эллсуорту Банкеру, который в то время, будучи в возрасте за 70 лет, просидел в Сайгоне пять лет, было на грани безобразного. Запросы Банкера на встречу с Нгуен Ван Тхиеу оставались без ответа или удовлетворялись с таким опозданием, что тема беседы теряла актуальность. Например, мы пригласили Банкера прибыть 31 августа в Гонолулу, где Никсон встречался с новым японским премьер-министром Какуэем Танакой. Цель заключалась в том, чтобы провести обзор моих переговоров с Ле Дык Тхо. Банкер должен был проконсультироваться с южными вьетнамцами, чтобы узнать их мнение. Я надеялся использовать эту возможность для того, чтобы завершить проект предложения, которое следовало вручить 15 сентября. Но, несмотря на неоднократные усилия, Банкер так и не смог получить аудиенцию у Нгуен Ван Тхиеу своевременно. Не ответил Сайгон и на наши комментарии на переданный от Нгуен Ван Тхиеу меморандум, которые мы передали телеграммой с самолета 19 августа.
И вновь мы приняли большую часть выисканных Нгуен Пху Дыком «блох», включая те, которые, по нашему мнению, были более благоприятны для Ханоя, чем наш изначальный проект. (Мы не приняли, к примеру, предложенное Сайгоном изменение, которое выделяло пилотов из числа американских военнопленных, чтобы добиваться их более раннего освобождения. Мы не считали правильным делать различия между родами наших войск.) Но не в этом была суть проблемы. Как только мы решали одну проблему, так неутомимые Нгуен Пху Дык и Хоанг Дык Ня возникали с очередной «блохой». Главным яблоком раздора стало возражение Сайгона против предложенного нами состава комитета национального примирения. Различие зависело от пустякового вопроса: надо ли конкретно упоминать три его составные части, как мы предлагали, или о них следует упомянуть лишь в общих чертах, как того хотел Сайгон. (Интересующиеся аспиранты могут прочесть формулировки в примечаниях в конце книги.)6
На встрече на Гавайях Банкер подчеркнул в беседе с Никсоном и мной, что, по его мнению, мы на верном пути. Я сказал Банкеру, что мы рассчитываем на то, что он сообщит нам в том случае, если мы зайдем слишком далеко. Он был нашей совестью. «Мы шли на жертвы все эти годы не для того, чтобы сейчас предать и все сдать в одночасье, – сказал я ему. – Если вы считаете все это неразумным, мы отменим это. И мы заплатим любую цену, которая потребуется». Банкер подтвердил свое мнение, которое состояло в том, что наша политика разумна, только такая поистине и возможна. В качестве результата наших бесед с Банкером было выработано письмо Нгуен Ван Тхиеу, которое Никсон и подписал. В нем содержалось заверение Тхиеу в том, что «мы не станем сейчас делать того, что отказывались делать в предыдущие три с половиной года», то есть бросать Южный Вьетнам. Предложения, о которых идет речь, как утверждал Никсон, защитят интересы Сайгона, если они будут приняты противником, а если будут отвергнуты, усилят поддержку в Соединенных Штатах нашего общего дела.