Годы в Белом доме. Том 2

Для того чтобы выиграть побольше времени и тем самым оказать больше давления на Ле Дык Тхо, я предложил, чтобы мы посвятили следующую встречу сверке правильности перевода согласованных пунктов. Это были в большинстве своем военные вопросы. Ле Дык Тхо был образцом примирения. Он согласился, хотя отметил, что прогресс в отношении политических проблем будет содействовать урегулированию военных вопросов; больше это уже не было неким предварительным условием. Следующим он предложил двухдневную встречу, предпочтительно в течение одной недели. Я принял это беспрецедентное предложение, однако отложил дату на 26 сентября. Чем больше мы давили на Ле Дык Тхо и оттягивали установленный им самим конечный срок, что становились яснее наши президентские выборы, тем более готовым на все он представлялся. В итоговой памятной записке, подготовленной для Никсона сразу же после встречи, я написал следующее:

«Не совсем полностью ясно, чего они должны добиться, проявляя такую готовность продолжить диалог. Их дилемма состоит в том, что дальнейшие переговоры укрепляют наши внутренние позиции и переговорную историю без установления каких-либо ограничений на нашу военную гибкость, в то время как, если они прекратят их, они утрачивают надежду на урегулирование до ноября, что, как я понял из нашей встречи, является их самым главным предпочтением.

Я предполагаю, что они сильно озабочены Вашими перевыборами и последствием этого для них, однако, при наличии у них коллективного руководства, у них, возможно, возникли большие трудности, которые им предстоит разрешить в отношении тех самых политических уступок, которые им предстоит совершить для того, чтобы сдвинуть переговоры с мертвой точки. Они продолжают выдвигать неприемлемые требования, вероятно, потому, что им недостает воображения, или потому, что они хотят отложить нужные уступки на самый последний, по возможности, момент».

Мы оказались фактически на самой сильной переговорной позиции за всю историю войны. 15 сентября стало днем, когда южновьетнамские войска отбили Куангчи, ту самую провинциальную столицу, захваченную Ханоем во время его наступления. Это была неделя опросов общественного мнения, показавших растущую поддержку со стороны американской общественности тому, как Никсон решает вопросы с войной, и самый большой отрыв Никсона от Макговерна, когда-либо имевший место. И это было время (мы узнали об этом несколькими неделями спустя), когда директивой № 06 Центра управления Южного Вьетнама коммунистические кадры информировались о том, что будут предприняты усилия для того, чтобы «заставить» Никсона прекратить войну до дня выборов, – что было способом, который Ханой использовал для подготовки своего народа к соглашению, по существу, на наших условиях.

Встреча 15 сентября оказалась последним регулярным заседанием, проведенным на рю Дарте, 11, в Шуази-ле-Руа. Хотя я и прикрывал все свои передвижения, Ле Дык Тхо не был так удачлив – или внимателен. О его присутствии в Париже стало известно; несколькими днями ранее он даже намекал журналистам о встрече со мной, что, однако, не создало нам никаких трудностей. (Пока я был в Москве, Ле Дык Тхо ответил на вопрос корреспондента относительно встречи со мной: «У вас будет ответ через несколько дней».) Проявившая инициативу съемочная группа телерадиосети Си-би-эс проследила за Ле Дык Тхо от его резиденции к месту встречи и закончила съемкой моего входа и выхода из доселе бывшего секретным дома. Северным вьетнамцам пришлось самим подыскивать новое место для последующих встреч.