Я покинул встречу 15 сентября удовлетворенным тем, что мы снова отклонили коалиционное правительство и убедились в том, что Ханой находится на пути отделения военных и политических вопросов, как мы и хотели. Ханой, зайдя так далеко, рано или поздно выложит на стол переговоров свою самую последнюю позицию. Эта самая перспектива привела вновь в ужас Нгуен Ван Тхиеу. Банкер снова не смог получить аудиенцию у Тхиеу, чтобы доложить о моей встрече с Ле Дык Тхо. Но Банкер дал мне собственную оценку того, что наши «терпение и настойчивость, как представляется, приносят свои плоды». Он добавил: «Я думаю, что мы отнеслись с пониманием и терпением, уважая его [Нгуен Ван Тхиеу] взгляды, и я считаю, что нам следует теперь твердо дать понять, что и у нас есть свои императивы».
Вместо того чтобы получить возможность встретиться с Тхиеу, Банкеру 16 сентября вручили письмо от Тхиеу для Никсона якобы в ответ на письмо Никсона от 31 августа. Оно было мастерски составлено (возможно, получившим американское образование Хоанг Дык Ня) и содержало согласие со всеми общими пунктами президента. Характерно, что оно не содержало никакой признательности за наше отстаивание позиций по ключевым вопросам относительно коалиционного правительства, контролируемого прекращения огня и запрета на какое-либо дальнейшее проникновение. Оно, скорее, предупреждало о том, что не должно быть сделано никаких дальнейших уступок:
«…Коммунистов не следует поощрять в применении более оригинального и менее дорогостоящего метода захвата стран путем так называемых согласованных и политических мирных урегулирований. …В силу этого продолжение уступок коммунистам весьма нелогичным способом содействует только поощрению их все большего упорства на занятых ими позициях и их осуществления агрессии».
Не признавая, что
Нгуен Ван Тхиеу соизволил 17 сентября принять информацию Банкера о моей встрече с Ле Дык Тхо. Тхиеу увидел две возможности: северные вьетнамцы, вероятно, готовились к достижению соглашения в принципе до наших выборов, или же они были не уверены в сути нашей стратегии. По-прежнему почти поверив в то, что враждебное отношение со стороны Тхиеу, должно быть, является отражением непонимания, я отправил Банкеру даже еще более детальный отчет о заседании 15 сентября и дополнил его докладом о моих обсуждениях Вьетнама в Москве, которые фактически имели поверхностный характер, поскольку я полагал, что Москва мало что может внести для активизации обменов, проходящих в Париже. Но перспектива успеха, казалось, только усилила непримиримость Тхиеу. 20 сентября в речи в Хюэ он однозначно объявил: «Никто не имеет права вести переговоры или принимать какое-либо решение», кроме народа Южного Вьетнама. 23 сентября я предпринял еще одно усилие для того, чтобы залатать брешь, направив Банкеру телеграмму такого содержания: