«Признателен за полезные замечания, которые я получаю. Следует иметь в виду, что любое урегулирование в лучшем случае будет неустойчивым и приведет к сумасшедшему периоду. Не следует ни при каких обстоятельствах ожидать, что южные вьетнамцы будут испытывать энтузиазм, поскольку они утрачивают наше военное присутствие и потом должны будут приспосабливаться к ситуации, с которой не сталкивались с 1962 года.
Если мне прикажут прекратить этот процесс, это следует сделать четко и недвусмысленно. С другой стороны, мнение всех здесь, – включая Банкера, Абрамса, Хабиба и Салливана, – состоит в том, что это самое лучшее дело, которые мы когда-либо могли совершить. Нам следует взвесить соображения избирательной кампании с учетом того факта, что я не могу себе представить ситуации, когда вопрос о пленных был бы решен за менее чем несколько недель при нормальных обстоятельствах.
В любом случае я готов приостановить эту операцию, получив ясный сигнал, чтобы это сделать».
Никакого такого сигнала не поступило; честно говоря, да и не могло поступить. Поскольку события в Сайгоне стали разворачиваться со скоростью, с какой наша система связи справиться была не в состоянии.
21 октября, как я отметил, мы все еще предполагали, что приближаемся к пониманию с Сайгоном, хотя пусть и с болью и небольшой охотой со стороны Нгуен Ван Тхиеу. Утром я встретился с южновьетнамской командой экспертов во главе с министром иностранных дел Чан Ван Ламом, чтобы обсудить предлагаемые ими изменения в проект.
Их было 23. Некоторые имели большое значение. Сайгон хотел убрать фразу, описывающую Национальный совет национального примирения и согласия как «административную структуру», для того, чтобы избежать споров, вызванных проблемами перевода. Он настоятельно требовал, чтобы ссылка на демилитаризованную зону была усилена в подчеркивании ее характера как разделительной линии, исходя из того факта, что совершение нападений через нее незаконно. Он настаивал на том, чтобы не было ссылки в тексте на временное революционное правительство (политическую руку Ханоя на юге). Другие правки казались на первый взгляд мелкими, хотя общепризнанно: не совсем тонкие западные умы могли не вполне ухватить ранящую природу явно двусмысленных и очевидно незначительных фраз. Мои коллеги и я не питали иллюзий по поводу трудностей, связанных с получением такого большого количества правок в текст, который мы уже объявили «законченным». Но мы обещали Сайгону, что попытаемся все сделать добросовестно. Мы потратили все утро в попытке обнаружить рациональное зерно в предложенных правках так, чтобы могли определить некую приоритетность, когда повезем предложения Сайгона в Ханой. Атмосфера была профессиональной, отмечена серьезной попыткой оценить достижимое и рассчитать практическое.