В то время как мы сражались за сохранение соглашения, наша внутренняя полемика по Вьетнаму накалилась в очередной раз. Казалось, нам было суждено покончить с войной в таком же состоянии раскола, в каком она и велась все время. Раскрытие информации 26 октября через какое-то время ошарашенного удивления вызвало общенациональное ликование; подавляющее большинство нашего общества почувствовало огромное облегчение. В то же самое время горечь десятилетия так и не исчезла даже после окончания военных действий. Претендовать на почетный мир представлялось оскорбительным для многих наших критиков. Образовались две главные линии нападок: что все это было фальсификацией, предназначенной для того, чтобы помочь Никсону выиграть выборы (это все опросы общественного мнения показывали как полный абсурд); что те же условия были достижимы четырьмя годами ранее (это совершенно не соответствовало истине). Некоторые антивоенные критики с потрясающим лицемерием повторяли критику со стороны Нгуен Ван Тхиеу о несовершенстве соглашений, особенно в связи с расположением северовьетнамских войск. Они прессинговали в том плане, чтобы мы объявили в одностороннем порядке окончательную дату полного вывода наших войск. Они уже давным-давно отказались от прекращения огня, от ухода северных вьетнамцев из Лаоса и Камбоджи, от запрета на проникновение в Южный Вьетнам с севера, от продолжения оказания помощи Сайгону. Они заклеймили эти условия как образчики воинственности и хуже. А теперь, когда было достигнуто гораздо больше, они не могли признать, что, наверное, их правительство не было таким аморальным и глупым, как гласила их коллективная мудрость, наверное, у него была некая рациональная стратегия, в конце концов.
Джордж Макговерн выступил первым[137]
. 29 октября он заявил на «Встрече с прессой» о том, что, дескать, он был «в недоумении по поводу того, что урегулирование наступает в завершающие часы этой кампании. …Мне действительно не совсем ясно, какие фундаментальные перемены произошли за последние несколько дней, что позволяет г-ну Никсону объявить теперь, что у нас есть урегулирование, перед тем как мы пойдем на выборы». Макговерн проигнорировал тот факт, что именно Ханой сделал это объявление. Он жестче отнесся к Нгуен Ван Тхиеу, чем к Ханою; он оставлял за собой право провести новые переговоры по любому соглашению, которое налагает какие-то обязательства на Соединенные Штаты по оказанию помощи Тхиеу после окончания войны[138]. К 5 ноября подозрения Макговерна укрепились в его сознании и перешли в некую уверенность. Вот что он сказал толпе в г. Молин, штат Иллинойс:«Когда д-р Киссинджер появился и сказал, что мир «близок», он ввел в заблуждение народ нашей страны. Он знал, что сказанное им было неправдой. Он и г-н Никсон знают, что это было преднамеренным обманом, предназначенным для того, чтобы ввести в заблуждение американский народ ради заполучения голосов в пользу республиканцев.
Мир не близок, его и близко не видно…»[139]
«Вашингтон пост» в своей первой реакции на 27 октября дала понять, что аналогичные условия были достижимы в 1969 году в свете «военного поражения после Тетского наступления» Ханоя. Неделю спустя, 3 ноября, газета утверждала, что в любом случае условия соглашения не оправдывали четырех лет войны после 1969 года. Автор редакционной статьи явно не намеревался делать заключение о том, что мы должны бороться за более благоприятные условия, не упоминал он и о том, что условия по существу были такими, какие мы выдвигали в течение двух лет, – к неудовольствию автора передовицы, потому что мы требовали слишком многого. Другие газеты, такие как «Сент-Луис пост-диспетч» от 27 октября, объединили тему о том, что те же самые условия были доступны и раньше, – чему не было ни малейших подтверждений, – на основе такого аргумента, что все заслуги должны быть приписаны Макговерну за то, что он поддерживал на плаву тему мира.