Годы в Белом доме. Том 2

К первой неделе ноября фраза «мир близок» использовалась для того, чтобы спрашивать, почему требуется так много времени для организации прекращения огня; тот факт, что Ханой отказывается вести переговоры, никому не был известен, но должен быть очевиден из открытых заявлений Ханоя. 6 ноября «Нью-Йорк таймс» редакторским образом дала волю своему нетерпению и заявила, что обещанный мир мог бы оказаться прикрытием для новой эскалации. К 9 ноября Мюррей Мардер в «Вашингтон пост» обнаружил неназванных сотрудников администрации, готовых притвориться, будто они знают, что Никсон никогда не собирался закрепить соглашение до выборов, все было бы слишком «запутанно»; а посему Никсон-де решил рискнуть и вызвать упреки со стороны Ханоя, несмотря на твердые обещания, и отказался подписать его 31 октября. 10 ноября эта же газета написала передовую статью с критикой Администрации Никсона за то, что она обманывает американский народ.

Общее настроение в стране не было таким циничным; не было распространенной надежды на то, что война скоро закончится. Мой собственный подход заключался в том, что мы сможем преодолеть оставшиеся препятствия; Никсона охватило беспокойство, которое всегда одолевало его на последних стадиях любых усилий, особенно в избирательных кампаниях, как будто это было предчувствием не поддающегося описанию стихийного бедствия. Можно было видеть начальные признаки его отхода, характерные для реакции на ошеломительную победу на выборах. 4 ноября, за три дня до голосования, я сопровождал его в Сан-Клементе с остановкой в Альбукерке для проведения последней стадии его кампании. В тот день мы наконец-то получили согласие Ханоя на наше предложение возобновить переговоры – 14 ноября или «в другой день, который может быть предложен американской стороной». Ханой беспричинно щедро подтвердил, что будет придерживаться текста соглашения – другими словами, он не станет вносить правки по своей инициативе. Ни одно северовьетнамское послание не будет считаться завершенным без ссылки на легендарную «постоянную добрую волю и серьезность», проявление которых неустанно испытывают народы Индокитая на протяжении десятилетия и которые будут и впредь на них распространяться в последующие годы.

Поскольку нас заставили прождать больше недели, и для того чтобы избежать дальнейших контактов перед выборами, мы ответили 7 ноября, предложив дату для встречи 15 ноября. Мы хотели сделать себе какую-то подушку безопасности, чтобы дать возможность Хэйгу отправиться в Сайгон для согласования нашего подхода с подходом Нгуен Ван Тхиеу. Мы также предупредили Ханой, что рассчитываем, что он откажется от «тенденциозных открытых комментариев или выборочных публикаций из ранее обсуждавшихся на переговорах документов, что может только осложнить задачу достижения окончательного соглашения». 8 ноября Ханой ответил, предложив отложить встречу до 20 ноября из-за «болезни» Ле Дык Тхо. (Нет сомнений в том, что это были не простые времена для него. Все коммунистические силы, которые были готовы к операциям по захвату территории в течение периода перед прекращением огня, были ликвидированы.) По той причине, что Ле Дык Тхо понадобилась бы неделя, чтобы добраться до Парижа, Ханой попросил дать ответ «как можно быстрее». Мы приняли предложенную дату 9 ноября. Переговоры возобновились.

Перерыв на выборы

Самый странный период за время президентства Никсона последовал после его ошеломительной победы 7 ноября 1972 года. Он добился ряда выдающихся успехов в 1971 и 1972 годах: Берлинское соглашение, пекинская встреча в верхах, московская встреча в верхах и соглашение по ОСВ, неизбежное окончание войны во Вьетнаме. Исход выборов обещал быть с самым крупным отрывом в нашей истории. И, тем не менее, по мере приближения часа его триумфа Никсон все больше отдалялся, даже от некоторых своих самых близких советников. Его обиды, обычно так хорошо контролируемые, все больше выходили на поверхность. Было так, будто победа не была поводом для примирения, а возможностью свести счеты всей его жизни.

Настроение Никсона проявилось после выборов утром 8 ноября. Аппарат Белого дома бодрствовал большую часть предыдущей ночи, празднуя его победу, хотя даже тогда мне казалось, что празднествам, в которых я принимал участие, недоставало буйной спонтанности, обычно характерной для подобных событий. Президент выглядел слишком замкнутой и мрачной фигурой для многих из его последователей; на самом деле немногие из празднующих встретились с ним. Его успехи больше ассоциировались с дисциплиной одиночки и с мужеством на удалении, нежели с личным вдохновением; они следовали за ним скорее из восхищения перед строгой компетентностью, нежели из личной привязанности. И все-таки была большая гордость за администрацию, которая вывела страну из кризисов в период обнадеживающего спокойствия, возможно, даже национального единства.