Подразумеваемая претензия на то, что моя роль была главной, стала бы причиной оскорбления для любого президента. А для Никсона это было особенно болезненно, так как он был убежден, и не без оснований, в том, что его противники непропорционально высоко оценили меня для того, чтобы принизить его. Немедленных последствий не было. Интервью появилось в Америке как раз тогда, когда я уезжал на свою встречу 20 ноября с Ле Дык Тхо; Никсон не мог продемонстрировать напрямую свое неудовольствие. Он не увидел меня 18 ноября, за день до моего отлета, хотя и был в Белом доме, мы только накоротке поговорили по телефону. Проницательный политический комментатор из журнала «Нью Репаблик» Джон Осборн уловил сигналы тревоги всего лишь из своих острых текстуальных толкований[141]
. И поскольку Никсон и я направлялись в бурные воды новых переговоров, твердый курс не сопровождался скрытой неприязнью между кормчим и его главным навигатором.Когда переговоры должны были вот-вот начаться, нашей главной проблемой оставался Сайгон. Мы дали обязательства Ханою, Москве и Пекину, как и американскому народу, урегулировать соглашение на еще одном заседании. Конечно, Нгуен Ван Тхиеу не имел таких побудительных мотивов. Чем дольше он будет держать наши войска на войне, тем дольше он откладывает кошмар одиночества. Более того, как отмечалось, срыв «гла
10 ноября Суан Тхюи дал интервью, которое в кои-то веки оказалось полезным: он подтвердил, что национальный совет национального примирения и согласия не является завуалированным коалиционным правительством. Национальный совет «еще не будет правительством», как сказал он агентству Франс Пресс; два существующих правительства продолжат существовать до новых выборов. Нгуен Ван Тхиеу не показал своего удовлетворения. В попытке заполучить его поддержку мы направили Хэйга в Сайгон с письмом от Никсона, датированным 8 ноября, в котором содержалось обязательство продолжать наш курс. В письме выражалось разочарование по поводу публичных заявлений Нгуен Ван Тхиеу. В нем подтверждалось, что мы считаем проект соглашения добротным. Мы пообещали улучшить некоторые его положения. К примеру, мы постараемся обеспечить, чтобы перевод на вьетнамский язык фразы «административная структура» был изменен так, чтобы убрать любое смысловое понимание национального совета как правительственного органа. Мы сделали бы также очевидным то, что сейчас подразумевалось, – что от каждой стороны в совет будет назначено равное число. Мы постараемся усилить положения относительно соблюдения демилитаризованной зоны для того, чтобы подчеркнуть отдельный характер Южного Вьетнама. Имело место положение о том, что вьетнамские войска будут демобилизованы; мы постараемся превратить это положение в формулу, предусматривающую вывод, по меньшей мере, части северовьетнамских вооруженных сил. «Мы предпримем максимальные усилия, – писал Никсон, – чтобы внести эти правки в соглашение. Не хочу, однако, чтобы у Вас оставались какие-то иллюзии в том плане, что мы сможем или пойдем дальше этих правок в стремлении улучшить соглашение, которое уже считаем отличным». Никсон призвал Тхиеу «предпринять политическую и психологическую инициативу путем одобрения этого соглашения и выполнения его положений позитивным образом». Он попросил дать недвусмысленный ответ.
Но отсутствие двойственности не допускала вьетнамская культура и личные качества самого Нгуен Ван Тхиеу. Тхиеу действовал согласно процедуре, которая к этому времени стала стереотипом. Он встретился с Хэйгом 10 ноября, вдумчиво выслушал его объяснения по письму президента, задал умные вопросы и пообещал подумать о нем в течение этой ночи. Затем 11 ноября он предстал перед Хэйгом и Банкером всем составом Совета национальной безопасности и с ходу отверг наше предложение установить приоритеты среди текстуальных правок, которых он добивался. Он настаивал на